– Но в то время я об этом не знала. И по моим преставлениям, он явился меня спасти. Он был так красив, с
– Чтоб ты понимала, Дарси, в нем ноль очарования.
Они обе не обратили внимания на мою ремарку, полностью увлеченные рассказом.
– …а потом я забеременела и поняла: вот оно, вот это и случилось. Вот она, та принцесса, о которой я так мечтала. Я решила, что так ее и назову – Принцесс. Мне даже в голову не пришло, что имя будет излишне претенциозным.
– А мне бы пришло, – сказала я.
– Тебя хотя бы Дианой не назвали! – крикнула из прихожей моя сестра, пройдя через гостиную.
– Ах да. Имя Диане придумала бабушка Квини. Она обожала королевскую семью, – мягко усмехнулась мама. – До сих пор обожает. В общем, когда моя девочка только родилась, я вложила свой палец в ее крохотную ладошку, и она открыла глаза и крепко его сжала. Я посмотрела на нее и поняла: она сильнее, чем любая из принцесс, о которых я читала. Я родила королеву. Девочку, которая вырастет сильной и смелой. Поэтому назвала ее как королеву, Квини.
Как я могла быть такой эгоисткой, почему я ничего не замечала? Эта крохотная женщина, утопающая в кресле, была той же, которая воспитала меня; эта женщина так меня обожала, что до моих восьми лет мы с ней даже одевались в ансамбль, и постоянно мне говорила, что я сильная, как настоящая королева. Ее так физически и морально задавил ее мужчина, что она вообще больше не может за себя постоять. Но она – моя мама.
Я посмотрела на Дарси, и у нее в глазах стояли слезы.
– Ой да ладно тебе, хватит реветь, – сказала я, поднимая ее с кресла, зная, что если она расплачется, то следующей буду я.
Мы с ней вышли через кухню, где Мэгги расспрашивала «Диану» про зажигалку, и пошли в сад.
Через три секунды сидения на траве на нас буквально набросилась бабушка, которая принесла покрывало, переживая, как бы Дарси не испачкала свою белую юбку.
– Так как ты, все-таки, держишься? – спросила Дарси, вытягивая вперед босые ноги и сминая травинки пальцами.
– По-разному. Иначе пока не получается, – пожала плечами я. – Не бывает совсем хороших или совсем плохих дней. Хотя я все еще не вполне чувствую себя собой. И у меня пока не получается нормально изъясняться, извини.
– Ты не обязана ничего мне объяснять. Можем поговорить о чем-нибудь другом, если хочешь, – беззаботно сказала Дарси. – Ты читала за это время что-нибудь интересное?
– На самом деле, я пытаюсь объяснить самой себе, – сказала я. – Знаешь, вот тебя, например, спрашивают, как ты, по шкале от одного до десяти, где единица – это совсем плохо, а десять – абсолютный порядок? Так вот я сейчас все оцениваю по пятибалльной шкале. Как будто я живу лишь наполовину, – я говорила и теребила узелок воздушного шара на запястье. – Я живу здесь, сплю в комнате, полной распятий и Библий. Не общаюсь ни с кем, кроме членов семьи, потому что встреча с друзьями – это напоминание о том, какой я была раньше. У меня сто лет не было секса…
– Что неплохо, Квини, как мне кажется.
– Психотерапия утомляет. Я после нее едва тащусь на автобусную остановку. А потом сижу и бесцельно таращусь в окно. Я почти всегда проезжаю свою остановку, потому что мой мозг ничего не усваивает до следующего дня.
– Но тебе же с каждым разом становится лучше? Ты ведь можешь хотя бы выплакать всю накопившуюся печаль? От этого должен быть катарсический эффект.
– Какой смысл в слезах? – спросила я.
– Знаешь, это самая психопатичная фраза, которую я когда-либо слышала.
– Сильные черные женщины не плачут, – ответила я.
Веревочка воздушного шарика соскользнула с моего запястья, и порыв ветра унес его прочь.
В сад вышла Диана с двумя кусочками торта на бумажных тарелках. Очевидно, лучший фарфор в сад выносить не разрешалось.
– Вот такая пустая трата денег твоей подруги, – сказала она, глядя вслед улетавшему шарику.
Она подала нам тарелки и встала рядом, уперев одну руку в бедро, а второй прикрыв глаза от солнца.
– Дедушка велел мне сделать что-нибудь полезное и полить сад. Нельзя просто сюда приехать и отдохнуть, да? – фыркнула она и направилась к крану для полива. Потом открыла воду и принялась искать лейку.
– Ну-ка воду не тратить! – рявкнул из теплицы дедушка.
Диана посмотрела на нас и в отчаянии закрыла глаза.
– Мне пора, – сказала Дарси и встала. – Завтра важный день на работе, – она одернула юбку.
– Да? А что будет? – спросила я, протягивая ей руки, чтобы она помогла мне встать. – Что-то слышно про всю эту историю с Тедом? Тебя позвали в качестве главного свидетеля? Скажи им, что я девственница.
Мы рассмеялись. Смеяться было так непривычно. Как будто сесть за руль после того, как много лет не водил машину и вообще забыл о существовании автомобилей.
– Никаких новостей, если тебя это утешит, – сказала Дарси, обуваясь у дверей. – Я очень рада была тебя видеть. И познакомиться, наконец, с твоей мамой.