Но, несмотря на все неудачи и явный перевес сил сената, повстанцы еще не были разгромлены. До гибели их вождя Метелл и Помпей так и не взяли Оску, Клунию, Дианий, Термесс, Паллантию, Калагуррис, Уксаму[653]
. Лузитания, Дальняя Кельтиберия, земли северных ваккеев, илергетов, васконов еще контролировались инсургентами. У Сертория имелись шансы на продолжение борьбы еще в течение нескольких лет. В условиях, когда сенат не желал идти с ним на примирение, ему оставалось одно — сражаться до конца.Бесполезно рассуждать о том, как долго мог еще сопротивляться Серторий. Удар судьбы настиг его не на поле брани — в 73 г. он был убит своими приближенными на пиру в Оске.
Источники по-разному изображают причины и ход событий. Диодор пишет, что Серторий стал действовать тиранически, притеснял испанцев, перестал считаться и с соратниками-римлянами, даже не приглашал их на застолья. В конце концов Перперна и Тарквиций составили заговор и убили его (XXXVII, 22а). Более подробен Аппиан. Он рассказывает о трениях Сертория с его римским окружением еще применительно к 74 г., о чем уже шла речь. Но тогда ситуация нормализовалась. В 73 г. полководец «по божьему попущению ни с того ни с сего перестал заниматься делами», предался роскоши и наслаждениям, из-за чего стал нередко терпеть неудачи. Поражения обострили в нем подозрительность и жестокость, он стал крут на расправу. Боясь стать ее жертвой, Перперна составил заговор против Сертория, который, однако, был раскрыт, а его участники казнены. Перперна, оставшийся почему-то неразоблаченным, организовал новый комплот, пригласил главнокомандующего на пир, подпоил его самого и охрану и всех перебил (
Иная картина у Плутарха. Главным виновником трагедии изображается не Серторий, а Перперна. Мучимый тщеславием, Перперна считал, что именно он, потомок консулов, а не безродный муниципал, должен руководить повстанческой армией. Высокомерный нобиль повел агитацию среди других офицеров, говоря, что «мы составили здесь сенат, это название вызывает насмешки тех, кто его слышит, а вместе с тем на нас обрушиваются брань, приказы и повинности, словно на каких-то иберов и лузитан». Речи Перперны имели успех, но открыто выступать против Сертория опасались и предпочли сначала попытаться дискредитировать его в глазах испанцев. Якобы по приказу главнокомандующего они стали налагать на них тяжелые подати и суровые наказания, спровоцировавшие восстания туземцев. Серторий же в отместку за мятежи приказал частью казнить, частью продать в рабство учеников оскской школы. Тем временем один из злоумышленников, Манлий, проболтался мальчишке-любовнику о заговоре, о чем стало известно Перперне. Боясь дальнейшей утечки информации и разоблачения, последний решил действовать и пригласил Сертория на пир, во время которого тот был убит (
Таким образом, Диодор и Аппиан считали, что мятежного полководца убили за его тиранические замашки, тогда как Плутарх видит причину заговора лишь во властолюбии Перперны. Однако эти версии не столько исключают, сколько дополняют друг друга. Плутарх фактически подтверждает жалобы Перперны на то, что Серторий не считается с соратниками (о том же писал и Диодор) — достаточно вспомнить, как он принял решение об условиях союза с Митридатом, отклонив мнение большинства. Да и сам Плутарх не опровергает слов Перперны, считая, очевидно, что в устах пристрастного и завистливого человека они немногого стоят. Иначе говоря, у заговорщиков были основания жаловаться на «сложный» характер главнокомандующего — вспомним также казни по обвинению в измене зимой 75–74 гг. Судя по Ливию, среди казненных были и невиновные (ер. 92)[654]
.Но только ли в характере Сертория дело? Любопытно, что Аппиан, говоря о его жестокости и подозрительности, никак не иллюстрирует это. Зато, рассказывая о том, как Перперна усмирял войско после гибели Сертория, он куда более конкретен (ВС, I, 114; см. ниже). По-видимому, отрицательные качества главнокомандующего намеренно преувеличивались Перперной, вполне обоснованное подчас недовольство Сертория своими офицерами выдавалось за самодурство, грозящее в перспективе обернуться расправой. В качестве доказательства могли служить казни, упомянутые эпитоматором Ливия, когда пострадали и некоторые невиновные.