Квинтет из Бергамо

После чего мир был восстановлен, и репетиция началась. В той мере, в какой мог об этом судить наш веронец, четверо из семейного квинтета играли вполне прилично, может, без особого блеска, но на очень профессиональном уровне и умело скрывая от слушателей усилия, которые им приходилось для этого прикладывать. Из общего строя выбивалась только одна Софья. Время от времени ей даже случалось сбиваться с такта, и Тарчинини в смущении спрашивал себя, как же она осмеливается выступать на публике. Он испытывал сострадание не только к ней, но и ко всем остальным. Аллегро было сыграно более или менее сносно, и дон Ладзаро даже позволил себе выразить некоторое удовлетворение:

— Ну что ж, это уже почти хорошо...

Вторая часть поразила Тарчинини явным нарушением ритма, но он не мог не восхититься искусством дона Ладзаро. Однако в исполнении престо заметил явные изъяны, которые полностью отнес за счет Софьи. По окончании исполнения синьор Гольфолина беззлобно спросил:

— Ты заметила, Софья?

— Да, отец.

— Тогда повтори-ка свою партию одна.

Молодая женщина исполнила требуемое столь же неловко, сколь и прилежно, хотя, судя по напряженно сжатым челюстям и заострившемуся носу, можно было легко догадаться, что внутри у нее все кипит. Ромео с особым интересом наблюдал за дедом, который из всего семейства казался самым отрешенным. Этакий незаметный бесцветный старикан, о чьих мыслях и чувствах было совершенно невозможно догадаться. Было такое впечатление, будто он просто исполняет то, что от него требуется, совершенно не вникая в чужие распри и споры.

Семейство уже приступило к третьей части — это было снова аллегро, — когда вдруг неожиданно раздался громкий звонок в дверь. Дон Ладзаро с досады процедил сквозь зубы какое-то ругательство, и веронец понял, какую бестактность допустил, явившись в неурочный час два дня назад. Однако квинтет продолжал играть до тех пор, пока в коридоре не послышался топот множества ног. Вскоре дверь открылась, и на пороге появилась явно взволнованная чем-то Тереза.

— В чем дело, Тереза? — сухо поинтересовался дон Ладзаро.

— Там полиция!

— Полиция?

Синьор Гольфолина был явно ошеломлен этим неожиданным известием. Он обвел взглядом семейство, удивленное явно ничуть не меньше, чем он.

— Что они хотят? — первой нашлась Клаудия.

— Там комиссар, он хочет с вами поговорить.

— Со мной?

— Нет, с доном Ладзаро.

— Наедине? — потребовал уточнений глава семейства.

— Он ничего не сказал.

— В таком случае пригласите его войти.

Тереза тут же вышла и вернулась в сопровождении двух мужчин. У одного из них, судя по всему, старшего, был какой-то очень странный вид. Длинный, тощий, с желтым цветом лица, черноволосый, он производил впечатление человека, страдающего жестокой болезнью печени и злящегося на весь мир за то, что он не мучается вместе с ним. Другой, пониже ростом, брал реванш массивностью в плечах, У него был какой-то заторможенный, слегка туповатый вид, какой бывает у людей, привыкших всю жизнь исполнять волю других.

Первый слегка поклонился и, обведя взглядом всех присутствующих, справился:

— Кто тут будет синьор Гольфолина?

— Это я,— сделал шаг вперед дон Ладзаро.

— Я комиссар полиции Даниэле Чеппо, а это мой помощник, Алессандро Кавалезе. Могу ли я говорить с вами в присутствии этих людей?

— Да, синьор комиссар, прошу вас. Это все члены моей семьи...

Дон Ладзаро представил всех по очереди, после чего комиссар указал на Ромео.

— А это синьор?

— Это наш постоялец.

— Зарегистрирован?

— Разумеется, синьор комиссар.

— Попрошу вас, синьор, предъявить ваши документы,— обратился Даниэле Чеппо к Тарчинини.

Веронец подчинился, комиссар внимательно прочитал сам, потом передал помощнику, тот тоже в свою очередь изучил и снова вернул шефу.

— Благодарю вас, синьор профессор,— проговорил Чеппо, возвращая Ромео документы.

Затем он вынул из кармана фотографию и, буквально сунув ее под нос Клаудии, осведомился:

— Вы узнаете этого парня, синьора?

— Ma che! Да это же Альберто Фонтега, который удрал от нас, не заплатив за комнату!

— Этот жилец тоже был зарегистрирован по всей форме, синьора?

— Естественно! Мы знаем порядки, синьор комиссар.

— Тем лучше для вас, синьора, потому что этого Альберто Фонтегу на самом деле звали Эрнесто Баколи.,

— Выходит, он нас обманывал!

— Увы, синьора... У вас остались его вещи?

— Их дня два спустя после его отъезда забрал какой-то приятель, впрочем, заплатив все, что он нам задолжал.

— Не могли бы вы мне описать этого любезного приятеля?

— Среднего роста, ни бороды, ни усов, глаза веселые… довольно словоохотлив, не думаю, чтобы он был из наших краев... скорее уж откуда-нибудь с юга.

— Понятно.

— Позволительно ли поинтересоваться, синьор комиссар, какова причина вашего визита?

— Дело в том, что полиция разыскивает Эрнесто Баколи. К нему кто-нибудь приходил?

— Нет, ни разу.

— А вы не знаете, он посещал кого-нибудь в городе?

— Даже не знаю... Он слонялся целыми днями в старом Бергамо, делал какие-то рисунки, иногда писал маслом...