Квинтет из Бергамо

Заметив устремленный на него, горящий ненавистью взгляд Марчелло Гольфолина, Тарчинини тут же вспомнил все, что узнал тогда от Софьи насчет отношений мужа с очаровательной служанкой. Почувствовав непреодолимую антипатию к этому неизвестно откуда появившемуся Марчелло, Ромео сухо поинтересовался:

— А вам-то, синьор, какое до этого дело?

— Вы ведете себя как...

— Как вам не стыдно? — закричала вдруг Тереза, отстраняясь от веронца.— Как вы можете такое говорить, когда там, наверху, мертвая...

— Да кто же здесь все-таки умер? — почти уже потеряв надежду получить разъяснения, воскликнул Ромео.

— Моя жена, — ответил Марчелло.

— Значит, у вас умерла жена, а вас тем временем больше всего волнует, как я веду себя в отношении вашей служанки?

— Я не позволю вам...

— А мне плевать, что вы там мне позволяете или запрещаете! Сопляк! И ваше поведение кажется мне все более и более подозрительным!

— Не суйтесь не в свое дело! Это вас совершенно не касается!

— А вот это еще вопрос... Очень большой вопрос!

Марчелло предпочел не продолжать спора и тут же ретировался.

Едва он исчез, поднимаясь по лестнице, полицейский прошептал:

— Похоже, он ревнует, а?

Не произнеся ни слова, Тереза опустила голову.

— Вы что, его любовница, да?

— Ах!., мне... мне так стыдно... — рыдая, пробормотала служанка,— только ведь... донна Софья... она... она не была ему хорошей женой...

— Что с ней случилось? Почему это она вдруг так внезапно умерла?

— Она... она повесилась... там, на чердаке.

Перед глазами Тарчинини на миг будто снова всплыло некрасивое лицо этой грустной женщины, у которой не хватило мужества и дальше нести свою слишком тяжелую ношу.

— А кто ее первым обнаружил?

— Я...

— Расскажите мне все по порядку, Тереза.

— Я спала... И вдруг услышала, словно у меня над головой упало что-то очень тяжелое...

— В котором часу это случилось?

— Не знаю... Было еще темно... Мне так хотелось спать, что я сразу же снова заснула, так и не поняв, что же в самом деле произошло... и только сейчас, уже окончательно проснувшись, я вспомнила этот стук на чердаке... Я поднялась, открыла дверь, увидела ее... и закричала.

— Она все еще там?

— Да, там.

— Я пойду туда. Кто-нибудь уже позвонил в полицию?

На лестничной площадке веронец столкнулся с доном Ладзаро и его женой. Оба были смертельно бледны и казались убитыми горем.

— Тереза мне все рассказала...— принес свои соболезнования Ромео.— Глубоко сожалею... Бедная донна Софья.

— Кто мог такое подумать?— простонала донна Клаудия.— Не знаю, может, вчера, в вашем присутствии, синьор профессор, я была с ней чересчур строга? Меня мучают угрызения совести, ах, зачем мне надо было разговаривать с ней таким резким тоном?.. Но ведь она... она меня просто вынудила... она была такая взбалмошная... такая неуравновешенная...

— И такая несчастная, не так ли? — едва слышно предположил полицейский.

— Она что, делилась с вами своими огорчениями? — уставилась на Тарчинини донна Клаудия.

— Как и все обманутые жены, она, конечно, не испытывала особенно нежных чувств к сопернице.

— Теперь придется отменять концерт... — выругавшись про себя, проворчал дон Ладзаро.— Ах!.. Вечно от нее были только одни неприятности, даже теперь!

— Похоже,— заметил Тарчинини,— донна Софья не оставит после себя особых сожалений. Вы уже сообщили в полицию?

— В полицию? — удивился Гольфолина.— Ma che! А при чем здесь полиция, а?

— Но ведь при любом самоубийстве обязательно проводится расследование... Вы... в общем... Кто-нибудь уже прикасался к телу покойной?

— Мы перенесли его к ней в комнату, чтобы она хоть лежала по-христиански.

— Вы не имели на это права! Вот увидите, теперь у вас будут серьезные неприятности с комиссаром полиции.

— Но не могли же мы допустить, чтобы она так и висела на балке!

— Я могу ее увидеть?

— Разумеется.