Квинтет из Бергамо

— Очень даже может! Естественно, у меня нет при себе никаких документов по причине, которая должна быть для вас совершенно очевидной. Однако вы в любой момент можете позвонить Сабации, и он подробнейшим образом опишет вам мой портрет...

— Для успокоения совести, синьор комиссар, я так и сделаю, но я уже и без того нисколько не сомневаюсь, что имею честь разговаривать со своим глубокоуважаемым веронским коллегой, о котором очень много слышал, и всегда только одни похвалы.

Тарчинини принял скромный вид, который шел ему, как бретонский чепчик карабинеру, и вяло запротестовал:

— Я всегда, синьор комиссар, только исполнял свой долг — долг, и, пожалуй, еще чуточку удачи...

Даниэле Чеппо не мог вытерпеть такого самоуничижения, Ромео стоял на своем. Последовал бесконечный обмен любезностями, в результате которого комиссар бергамской полиции поинтересовался у веронского мэтра:

— Ну и что же? Удалось вам что-нибудь выяснить в этой истории с торговлей наркотиками?

— Пока что нет, но я надеюсь.

— Что ж, в добрый час!.. А как насчет этой женщины, которая повесилась?

— Думаю, обычная ревность, а вы как считаете?

— Ревность?

— Ну да, говорят, ее муж, дон Марчелло, поддерживал весьма близкие отношения с Терезой, их служанкой.

— Кто знает... Правда, мне тут сказали — вернее, намекнули — что есть и более правдоподобное объяснение...

— Неужели!..

— Да, похоже, этот Эрнесто Баколи, который жил в этом доме и которого нашли потом убитым, был не лишен известной привлекательности...

— Допустим. И что из этого следует?

— А то, что, возможно, донна Софья наложила на себя руки из-за несчастной любви, а вовсе не из-за мужниной измены...

— Потому что не могла пережить смерти Баколи?

— А почему бы и нет?

— Вообще-то выглядит вполне правдоподобно... Ma che! Возможно ведь и другое объяснение... А что, если Марчелло просто-напросто хотел избавиться от своей жены?

— Но ведь в таком случае он сам ее и повесил, так что ли?

— Именно так.

— Ну, не думаю,— покачал головой комиссар Чеппо,— чтобы Софья дала так с собой расправиться, не оказав ни малейшего сопротивления... Об этом нам скажет заключение судебного врача... Но между нами говоря, дорогой комиссар, далее если бы у мужа и были такие черные намерения, неужели вы всерьез думаете, что он осуществил бы их прямо накануне гастрольной поездки?

— Должен признаться, довод вполне логичный. В таком случае нам остается только ждать результатов вскрытия.

Прежде чем расстаться с Даниэле Чеппо, Ромео попросил его, когда он будет звонить коллеге Сабации, передать ему от имени веронского приятеля, что тот охотно встретился бы с ним в полдень, без четверти двенадцать, в Каррарской академии.

***

Приводя себя в порядок, Тарчинини вдруг почувствовал, как его охватила какая-то эйфория. И это благословенное состояние объяснялось не только удовольствием от омовения и чистого белья, но и неким хорошо знакомым комиссару психическим состоянием, которое наступало у него всякий раз, когда он готовился переступить последний рубеж, отделяющий его от преступника. Вроде охотничьей собаки, которая вдруг почувствовала в воздухе едва различимый запах дичи, он уже знал, что добыча где-то совсем близко, хотя еще и не мог в точности определить, где именно. Весь во власти радостного возбуждения, он написал Джульетте одно из тех безумных писем, секрет которых был известен только одному Ромео, смешав в одну кучу правду и вымысел, но без малейшего намерения обманывать — просто потому, что в такие моменты он был совершенно не способен отделить грезы от реальности. Он заверял супругу в своей вечной любви, потом — пожалуй, несколько больше чем нужно — рассказывал ей о Терезе, ее красоте, шарме и обаянии, со свойственной всем мечтателям неосмотрительностью обращаясь в этом отрывке не к юной девушке, а скорее к умудренной годами матери семейства, упомянул о самоубийце, пространно описал историю с донной Клелией, которая называла его Серафино и непременно хотела, чтобы он ее похитил, изобразил свою комнату на вьяле делла Мура и под конец заклинал Джульетту ни в коем случае не писать ему в Бергамо, ибо он здесь буквально окружен тайными врагами, которые ждут любой оплошности, чтобы тут же с ним расправиться. Эта прибавленная напоследок трагическая нотка имела целью — если тако.е было еще возможно — усилить безграничное восхищение, которое питала синьора Тарчинини к своему выдающемуся супругу. Ромео закончил письмо, покры вая бесчисленными поцелуями вечную подругу и все их потомство.

Выполнив долг мужа и отца семейства, наш веронец с легким сердцем отправился на встречу с Сабацией.

Если бы сейчас кто-нибудь напомнил Ромео о его страхах по приезде в Бергамо, он бы просто рассмеялся ему в лицо. Он уже вполне акклиматизировался и отлично чувствовал себя в этом прелестном древнем городе. А теперь, когда он открылся Даниэле Чеппо, Тарчинини был уверен, что будет под такой же надежной охраной и в старых кварталах города. Избавившись от всяких тревог такого рода, он мог полностью отдаться решению главной задачи.