Спускаясь к воротам Сан Агостино, Ромео пытался подвести итоги всему, что ему удалось узнать с момента появления в старом городе. Теперь он был совершенно уверен, что Эрнесто Баколи — под вымышленным именем — жил в доме Гольфолина и был убит, потому что стал осведомителем Лудовико Велано. Однако веронцу нигде не удалось обнаружить ни малейших следов пребывания Баколи. Можно было подумать, будто парень целыми днями просиживал у себя в комнате и лишь изредка выходил из дому выпить стаканчик в заведении Кантоньеры. Скорее всего Эрнесто встречался с Велано где-то в новом городе. Но ведь как-то же выследили его те, кого он собирался выдать полиции... И каким образом он вступил в контакт с Велано? Почему никто — даже Кантоньера, который, похоже, в курсе всего, что происходит в старом городе, — ни разу и словом не обмолвился про Велано, хотя очевидно, что его расследование должно было вызвать немало толков, если не страхов?
В Каррарскую академию Тарчинини прибыл первым. Изображая из себя примерного туриста, он долго простоял перед полотном Мантеньи, изображающим Мадонну с младенцем. Это созерцание напомнило ему Джульетту и детей. Глаза сразу увлажнились. И только почувствовав на плече руку Сабации, он с трудом вырвался из этого мрачного оцепенения.
— Вижу, синьор профессор, вы по-прежнему влюблены в Мантенью? — И торопливо вполголоса добавил: — Буду ждать вас в кабинете директора, это на втором этаже. Войдете без стука.
— Да, синьор, по-прежнему...— подмигнув коллеге, ответил Ромео.— Признаться, я вообще питаю особую слабость к венецианской школе.
— Что ж, не буду мешать... Желаю вам успехов, и, кто знает, может, еще доведется встретиться?
— Был бы весьма рад.
Они пожали друг другу руки, и Сабация сразу вышел из зала. Веронец еще с четверть часа с отлично сыгранным обожанием простоял перед картинами Пизанелло, Карпаччо и Антонелло да Мессина, делая для возможного наблюдателя вид, будто царапает какие-то заметки.
Войдя в кабинет директора, Тарчинини увидел, что Сабация расположился там, будто у себя дома.
— Директор — мой старый приятель,— пояснил бергамский комиссар.— Я сказал ему, что должен поговорить с вами подальше от нескромных ушей, и он весьма любезно предоставил в мое распоряжение свой кабинет. Чеппо уже поставил меня в известность о том, что произошло в доме у ваших хозяев... Как вы думаете, это самоубийство может иметь хоть какое-то отношение к нашему делу?
— Понятия не имею... Вам так ничего и не удалось выяснить об этом Баколи?
— Кое-что удалось... Он из хорошей семьи... Приехал сюда из Феррары. В прошлом наделал немало глупостей.
— Серьезных?
— Во всяком случае, достаточно серьезных, чтобы просидеть полтора года в тюрьме и чтобы отец, врач, выгнал его после этого из дому. Короче, богема, художник без особого таланта и не слишком разборчивый в средствах, когда ему нужны были деньги...
— Наркотики?
— Не исключено... Но арестовали его тогда по другой причине: мелкие кражи, фальшивые чеки, неоплаченные счета и тому подобное... Вместе с тем, поскольку он вечно нуждался в деньгах, не следует исключать, что он мог быть посредником в торговле наркотиками.
— А как он попал к Гольфолина?
— Неизвестно...
— Может, это ничего нам и не даст, но все-таки любопытно было бы узнать.
— А это самоубийство, как по-вашему, имеет оно хоть какое-то отношение к нашей истории?
— У меня не создалось впечатления, что это самоубийство.
— Думаете, убийство? — Сабация даже присвистнул от удивления.
— Вполне возможно.
— Да, но кто и по какой причине?
— Кто? Понятия не имею. Почему? Здесь у меня есть кое-какие слабые догадки, но о них пока еще слишком рано говорить. А как Баколи впервые вышел на Велано?
— Понятия не имею...
— Вы же понимаете, друг мой, что такие два человека случайно не встречаются. По-моему, кто-то сообщил Баколи о расследовании миланского полицейского, и он сам его отыскал.
— С какой целью?
— Тут нам надо вспомнить, что успел сообщить перед смертью Велано, а также обстоятельства гибели Баколи. Все это убеждает, что Эрнесто пообещал инспектору добыть для него сведения о торговле наркотиками, в противном случае с чего бы это Велано стал прикрывать его своим молчанием?
— Все это выглядит очень убедительно.
— Тогда подведем итоги: Баколи является прямо в дом к Гольфолина, хотя мы и понятия не имеем, кто мог дать ему этот адрес, разве что святой отец... Чтобы не вызвать подозрения у полиции, он представляется там под вымышленным именем. Все из-за того же страха перед полицией он не появляется нигде, кроме «Меланхолической сирены». И тут возникает следующий вопрос: если предположить, что сам Эрнесто не был связан с торговцами наркотиками, то где он мог напасть на их след?
— Ma che! Вы хотите сказать, либо в доме Гольфолина, либо у Кантоньеры, так что ли?
— По-моему, это ясно как Божий день, разве нет?
— Совершенно очевидно.
Они с минуту помолчали, каждый по отдельности пытаясь представить себе, куда ведут их эти предположения.
— Какие у вас планы? — первым прервал молчание Сабация.