Л. Пантелеев — Л. Чуковская. Переписка (1929–1987)

«Тянуть до благоприятных времен» (хотя бы до возвращения из ГДР Кочемасова) — это не мое некомпетентное мнение, а мнение хорошо знающего толк в этих делах Д. С. Лихачева. Он писал мне, что «все время в курсе дел переделкинских дач — через Дм. Ник. Чуковского». А Дмитрий Николаевич «пока не видит способов бороться».

_____________________

Посылаю Вам копию письма, которое я послал Михалкову [724]. Может быть, это письмо когда-нибудь, зачем-нибудь пригодится. Нашел я его случайно, если не пошлю — оно опять и надолго затеряется. Письмо не датировано, из содержания следует, что это — прошлый год, прошлое лето.

535. Л. К. Чуковская — А. И. Пантелееву

15/XI 83.

Дорогой Алексей Иванович.

Спасибо за копию Вашего письма к Михалкову. Я совсем не понимаю, что именно понадобится, но быть может — это. Спасибо.

Сергею Владимировичу писал и Вениамин Александрович. Копия у меня есть. Письмо, мало сказать, дружеское — задушевное, сердечное. Вам С. В. хоть устно когда-то ответил (не на письмо, а до); Каверину же не ответил никак. Ни телефонным звонком, ни письмом.

24/XI мы едем в Видный. Обещанная нам машина еще в ремонте. Люша мечется. Я уже отупела. Буду стараться только не оказаться в тягость Люше и юристке.

Конечно, Вы правы, было бы хорошо, если бы дело снова отложили и если бы вернулся Кочемасов. Но ни то ни другое от нас не зависит. Те же, от кого наше дело зависит — явно спешат. По той же причине, по которой мы изо всех сил, — медлили. Инстанции же подчинены не нам, а им.

536. А. И. Пантелеев — Л. К. Чуковской

27.XI.83.

Дорогая Лидочка!

Очень благодарен Вам и Люше за то, что позвонили, сообщили добрую весть [725]. Я весь день волновался, молился, верил, что кончится хорошо, и колебался в этой вере.

Так редко меня что-нибудь радует теперь…

Но чего стоила вам эта победа! Время, нервы…

Не спросил, как Клара Израилевна, работает еще?

Я с ужасом думал, как сломается Ваш режим, весь ритм Вашей жизни, если суд вынесет решение — несправедливое.

Слава Богу, есть еще судьи в Видном!

О нашей сиротской жизни не пишу.

537. Л. К. Чуковская — А. И. Пантелееву

29.XI.83.

Дорогой Алексей Иванович. Не сердитесь, что пишу Вам не сразу, как следовало бы. Но два дня после 24-го я лежала в постели пластом, ни читать, ни писать и вот только сегодня, накануне отъезда на дачу, пишу Вам.

Что сказать? День 24-го был счастливый, потому что мы видели хороших, умных, справедливых, хотя и не весьма интеллигентных людей. Разумеется, и приговор в нашу пользу («в иске Литфонда отказать, аренду с Чуковскими продлить на 3 года») — это радость. Но она может оказаться недолгой, потому что истец намерен апеллировать. Апелляция должна быть подана в течение 10 дней. Итак, мы каждый день ждем повестки.

Моменты во время разбирательства бывали и тяжелые и очень напряженно-драматические. Тяжело было, когда директор городка и Дома Творчества [726]на вопрос судьи: «почему не совершался в доме ремонт?» ответил не моргнув: «Мы хотели делать капитальный ремонт дачи К. И., но его наследники не позволили». А я ведь этого директора лет 25 знаю, он человек в общем добродушный, и не вор, и у К. И. бывал и даже на суде только что говорил правду в нашу пользу, а потом вдруг так… Это его научил кто-то, сам он не додумался бы до такой подлой лжи. Тяжело было выносить злобу, клокотанье и ненависть юрисконсульта Литфонда, он орал на нас просто с пеной у рта. Драматический момент — суд (уже, как мы тогда не понимали! клонившийся на нашу сторону) стал настаивать, чтобы Люша и я обязались впоследствии отдать «реликвии» Литфонду в их будущий музей. Это суду было нужно, чтоб решить дело в нашу пользу. Но Люша сказала:

— Нет. Литфонду ни единой нитки.

— Почему?

— Литфонд унижал, оскорблял нас целые годы. Ни на одно мое заявление никакого ответа. Разрушил дачу К. И.

— Значит, из-за обиды?

— Да, из-за обиды… И из-за того, что это — ненадежные руки. Я буду обдумывать судьбу дома и вещей, но Литфонду никогда ничего.

— И вы тоже, Л. К.? — обратились ко мне.

— И я тоже. У меня множество доказательств ненадежности этих рук.

Тут уж на нас кинулась и наша защитница, но мы стояли твердо. И я любовалась Люшиным металлом.

(На обратном пути наша юристка нас бранила. «Вы должны были обещать, вас это ни к чему не обязывало». — «Нет, мое слово меня обязывает».)

Но все это пустяки по сравнению с большими радостями! После моего выступления (сбивчивого) — речь прокурора защитительная! Это ли не радость!.. И все-таки мы не ждали успеха. И вдруг — суд идет! — и мы стоим и слышим: «В иске Литфонду отказать…» А потом чужая женщина, плачущая. Люша у нее: «Отчего вы плачете?» — «От счастья». И две чужие женщины при мне подошли к столу судей, поклонились:

— Спасибо вам.

(Это не «зала суда», а «комната суда», метров 18. «Публики» не было, т. е. было, кроме участников, человек пять…)