Л. Пантелеев — Л. Чуковская. Переписка (1929–1987)

Я же теперь в большинстве случаев живу на даче не со вторника по пятницу, как зимой, а с понедельника. В мои дни посетителей нет и экскурсантов нет, и я с утра до вечера пишу (в 4-й раз!) свою книгу об М. П. [716]Я понимаю, что она будет все равно неудачной, но хочу сделать все возможное. Она сильно мешает 3 тому, но он потихоньку движется: работаю над ним в городские дни. Он каторжно труден. Очень трудны (для изображения!) годы 63–66 в биографии А. А.

528. А. И. Пантелеев — Л. К. Чуковской

29.06.83.

Дорогая Лидочка!

К ударам и потрясениям нам, казалось бы, пора было привыкнуть. Ан нет — не привыкаем. Ваше письмо больно ударило нас всех.

Я понимаю, что вряд ли можно что-нибудь сделать, и все-таки хотел попробовать. Как на грех, время летнее, отпускное, никого нет в городе. Буквально никого — из тех, на кого я рассчитывал.

Пишу Вам от руки, т. к. лента как раз неважная.

«Резон», как Вы пишете, или, точнее, причина, заставившая меня отказаться от включенных в Собрание сочинений некоторых мемуаров, — один: я не мог согласиться с пожеланием редакции — «исключить» из воспоминаний имя человека, которого я считаю и публично называю своим другом.

Я всегда следовал правилу: лучше что-нибудь, чем ничего. В этом случае (по причинам, надеюсь, Вам понятным) держусь правила Вашего: или все, или ничего [717].

529. Л. К. Чуковская — А. И. Пантелееву

18/VII 83, Москва.

Дорогой Алексей Иванович.

Пока еще я почти 5 дней в неделю живу на даче; птицы; лес; цветы…

Боюсь, это последнее наше тамошнее лето.

О даче Люша Вам все написала подробно. Спасибо Вам за Ваши попытки. Мы тоже будем делать всепопытки спасти этот дом. Сейчас и стройка (достройка) продолжается: штукатурят, красят. Кому? Для кого? Мы не скрыли от строителей, какова ситуация, но они продолжаютеженедельно работать… Это было бы похоже на «сказку Чуковского», вообще на сказку, если бы еще у нее был «хороший конец».

Посетители — волнами. Вчера Клара Израилевна и Люша провели  8экскурсий!

Вообще, как сказала однажды А. А., сидя у нас под соснами: «Здесь преступнохорошо».

530. А. И. Пантелеев — Л. К. Чуковской

5.08.83. Ленинград.

Дорогая Лидочка!

Я тоже задержался с ответом. Писать было нечего, не о чем. Пытался что-то предпринять, но максимум того, что удалось сделать, — написал большое письмо Д. С. Лихачеву, который весной очень горячо отозвался на ложный сигнал, поданный Д. Е. Максимовым. Тогда многие откликнулись. Но я оказался в положении глупом, — должен был извиняться, объясняться.

— Простите, был введен в заблуждение.

Эх, кабы знать, что Дмитрий Евгеньевич слух пустил — пророческий.

Надеялся на В. В. Конецкого. Но вчера, на Машкиных именинах была у нас женщина-врач, от которой я узнал, что Виктор Викторович тяжело болен — подозревают самое страшное.

Остальных вообще нет в городе.

Знаете ли Вы Виленкина? Читали ли в последнем номере «Вопросов Литературы» его большую статью об Ахматовой? [718]

531. Л. К. Чуковская — А. И. Пантелееву

3/IX 83.

Дорогой друг, нас обеих сразу повестками снова вызвали в суд в город Видный — на вчера, на 11 утра. Мы обе перестали спать. Люшенька измучилась накануне суда отчаянно: снова металась, заверяя всякие бумаги у нотариуса и пр. Все это сквозь службу, хозяйство, экскурсии, ремонт… Люша уверила меня со слов нашей юристки [719], что мне ехать не надо, потому что раз Люша не получила ответа из Совета Министров и из Верховного Совета СССР — суд снова будет отложен. Я послушалась, не поехала, но все равно у меня высоко подскочило давление. Люша ехала из Москвы вместе с нашей адвокатессой, Женей Пастернаком, Светланой Леонидовной Собиновой-Кассиль (дочь Собинова, вдова Кассиля) — всех вызвали на один час. Потом она приехала ко мне на дачу, где мы ее ждали с Финочкой. Все оказалось правдой — наше дело отложили на 22 сентября, Пастерначье — на 13 сентября, а Светлану Леонидовну приговорили к выселению. Все вернулись убитые. Чуть только скончался Лев Абрамович, Светлана Леонидовна отдала Литфонду И дачи, а себе и дочери оставила одну комнату с балконом. Вот из этой комнаты ее победоносно выселяет Литфонд. А между тем она тяжело больна. Дали бы уж дожить… Очень трудно об этом думать.

А на даче К. И. пока что становится все великолепнее: вся отштукатуренная, выкрашенная заново в желто-золотой цвет. Выкрашены уже и все нижние окна, а вокруг дома, как прежде, растут высокие флоксы. Осталось только выкрасить окна в верхнем этаже — спешим, пока нет дождя. На днях позвонил молодой голос: «говорят незнакомые студенты. Разрешите нам приехать поработать на стройке». Вот завтра их ждем. Раздобыли лестницу. Но я весь день, сидя в городе, буду бояться 1) чтобы кто-нибудь не упал 2) как Люша одна справится с десятками экскурсантов и обедом для работающих?

Но, знаете, Алексей Иванович, Люшенька говорит: «Я не жалею, что выезжать нам придется из заново отстроенной дачи. Не следует оставлять после себя выжженную землю. Пусть тот, кто въедет, убедится, что здесь жили люди, а не скоты».