Л. Пантелеев — Л. Чуковская. Переписка (1929–1987)

Надеюсь, что в ближайшие дни смогу прислать Вам свои заметки о редактуре.

108. Л. К. Чуковская — А. И. Пантелееву

10/VIII 58.

Дорогой Алексей Иванович. Спасибо Вам за письмо. Словно я сама побывала в тот день в Ленинграде и в Сестрорецке и проводила Михаила Михайловича, и слушала все то, что через десятилетия будет с презрением пересказываться в учебнике литературы. А Ваше письмо войдет, конечно, в соответствующий том «Литературного Наследства» и в комментарий к последнему тому собрания сочинений (не говоря уж о собрании Ваших собственных писем) Михаила Михайловича (не говоря уж о Собрании Ваших собственных сочинений).

109. А. И. Пантелеев — Л. К. Чуковской

11.VIII.58 г.

Дорогая Лидочка, посылаю часть моих пометок [197]. Окончание следует. Ответил я как будто на все вопросы Вашей «анкеты», но боюсь, что все-таки не совсем то, что Вам нужно.

Что слышно с «Солнечным веществом»? Выйдет ли? Удалось ли? А «Малеевская повесть» [198]— сделали ли Вы то, что собирались сделать?

110. А. И. Пантелеев — Л. К. Чуковской

Разлив 26.VIII.58 г.

Дорогая Лидочка!

Тронула меня Ваша телеграмма [199]. Большое спасибо, что вспомнили обо мне в трудные для Вас минуты. Только напрасно Вы обозвали меня «живым классиком». Думаю, что именно эти слова Вашей телеграммы натолкнули на мысль работников Сестрорецкого телеграфа тоже поприветствовать меня. Впрочем, милая их телеграмма, подписанная: «ваши читатели работники телеграфа», по-настоящему меня растрогала.

А начальство наше — в лице Соболева, Сартакова и какого-то неизвестного мне Шишова — поздравило меня предельно сухо, что меня, конечно, не должно огорчать, как не должно радовать, что тепло и задушевно привечали меня Чевычелов, Пискунов, Максимова, Компаниец и прочие ненавистники и гонители мои.

Вообще странные бывают на свете вещи. Лесючевский прислал мне дружескую и уважительную телеграмму, а на письмо мое — относительно «Республики Шкид» — так и не ответил. А уже месяц прошел, с лишним, как я ему написал.

111. Л. К. Чуковская — А. И. Пантелееву

4/IX 58.

Дорогой Алексей Иванович. Вы сделали — и в такое трудное для Вас время — для моей книги больше, чем кто-либо; больнойпереписывали, вспоминали, стучали на машинке и снабдили меня материалом, которому цены нет.

Страницы Ваших писем о редакторе (те, где Вы характеризуете тупицу) так совпадают с моими черновиками, что мне было жутковато читать.

Спасибо Вам.

112. Л. К. Чуковская — А. И. Пантелееву

17/X 58.

Дорогой Алексей Иванович. Как раз я собиралась Вас окликнуть, когда получила Ваше милое письмецо.

Очень меня ударила смерть Заболоцкого [200]. И подумайте: все его друзья молодости уже умерли: Шварц, Хармс, Введенский. Он был последним на этом кусте, весь куст — вырыт.

113. Л. К. Чуковская — А. И. Пантелееву

16/II 59.

Дорогой Алексей Иванович.

Узнав, что все Ваше семейство в гриппу, я звонила Вам. Говорила с Элико Семеновной, которая мне подробно рассказала обо всех Ваших злоключениях.

Нашу семью грипп пока миновал. Я так радовалась, что К. И. за городом и молодцом. А теперь он в больнице. Поскользнулся возле дачи С. С. Смирнова, с него упала шапка, и он со всего размаху стукнулся головой о лед. Его увезли в Загородную кремлевскую больницу. Вчера полдня я у него была.

Перестав говорить о болезни, он сразу заговорил о Вашей книге. Просил передать Вам благодарность за подарок. А потом произнес речь, которую воспроизвожу слово в слово:

«Читал его книгу всю ночь с наслаждением. Это абсолютный художник. Многое просто на мопассановском уровне. Чудесный рассказ „Карлушкин фокус“, я его не знал. (Хохочет.)Ах, как все точно, какой мастер! Вот нам говорят: Катаев, Фадеев… Они ему оба вместе в подметки не годятся. Это настоящий классик, и я всегда конфужусь, когда получаю от него в письмах всякие хорошие слова. Пожалуйста, напиши ему, как я его люблю и высоко ставлю. Чуть мне позволят читать, я сразу буду читать книгу дальше».

114. А. И. Пантелеев — Л. К. Чуковской

Комарово. 2.3.59 г.

Дорогая Лидочка!

Прежде всего — о рукописи [201]. Спасибо, что прислали ее, и еще большее спасибо за то, что предприняли и почти осуществили уже этот великий (во всех отношениях великий) труд!

Хорошо ли это? Прекрасно! У меня тут корректуры скопились — и свои, и «Костровские». Я все отложил и читал, и, дочитав, жалел, что «продолжения не следует».