La Cumparsita… В ритме танго

Мы крупно поругались… Когда-то я считала, что мелкие размолвки с ним, шутливое выяснение отношений — наш по семейным ссорам личный предел, персональный рекорд в супружеском командном зачете. Теперь я понимаю, что в том сильно ошибалась.

Муж не бил посуду, не расшвыривал белье, не трогал меня, не отвешивал затрещин, ни в чем не обвинял, не кричал и даже голос не повышал. Казалось, он слушал, но ничего не слышал, зато давал рекомендации и строил предположения о том, как бы мы жили, по всей видимости, втроем — я, он и тот, так и неродившийся, ребенок…

«Мне было восемнадцать лет, Ярослав. Пожалуйста, услышь меня…» — я без конца свое выстраданное оправдание повторяла.

«И что?» — каждый раз отвечал мне он.

«Я… Я была молода, возможно, глупа и эмоционально нестабильна, неполноценна, невыдержанна, наверное, психически больна. У меня в той, прошлой, жизни не было полутонов, как у беззаботной юности. Только черное и белое… Какие дети? Понимаешь? Я была девчонкой, попавшей в силу своей наивности в нехорошую ситуацию, в затруднительное положение» — всхлипывала и протягивала к нему руки.

«Молода для материнства? Есть где-то установленные возрастные нормы в этом деле? Хотел бы с ними ознакомиться! Возраст согласия на секс был достигнут, ты забеременела, а значит, жила с мужчиной по доброй воле и взаимному согласию. Ты подлавливала вечно падающую самооценку? Хм? Вообще, не аргумент! Могу привести простой пример, жена. Я! Я стал отцом в восемнадцать лет, а Вика родила в том же возрасте, в котором ты, по-видимому, в долбаные бирюльки играла? По-моему, я сейчас все верно подсчитал?» — муж выплевывал слова, словно пули в патронник загонял. — «Она родила Кирилла и вышла замуж за меня. Мы прожили с ней четыре года. Пусть недолго, Даша. Что ты улыбаешься и смотришь на меня? Но…».

«Яросла-а-а-а-в!» — я вклинивалась в обличительные тирады, по странному стечению обстоятельств восхваляющие его бывшую жену, как самую лучшую и самоотверженную мать на свете, и воспевающие собственный отцовский подвиг, и в то же время унижающие меня, как взбалмошную девицу с нездоровым самомнением. Господи! Отцовский подвиг восемнадцатилетнего мальчишки? Похоже, Горовой этим статусом до сих пор гордится — молодой родитель, только-только подтянувший с губ молочную слюну.

«Так почему же вы с ней развелись, раз жили душа в душу, да еще и сыночка завели. Не угодила чем-то? Или быт заел? Неземное чувство сдохло через пресловутый третий год? До пятилетки не дотянули? Или Вика сама от тебя ушла?» — выкрикнула я.

«Закрой рот, Даша!» — Ярослав оскаливался и, сжав руки в огромные полуживые кулаки, грозно надвигался на меня. — «Ты не любишь детей! Так же когда-то сама мне говорила? Мол, ты их не хочешь, не понимаешь этой радости, не просыпается долбаный инстинкт. А как ему проснуться, если ты его убила! Просто-таки живьем похоронила! Вырвала с корнем, когда сделал аборт. Кто отец? Ответь, пожалуйста, и закончим на этом».

«Какая разница?» — я просто не хотела говорить и резко затыкалась. Не видела в том какого-либо смысла. Ей-богу! Кому какое дело, раз все закончилось несколько лет назад. Но после корявых и унижающих меня, как женщину, грубых безобразных слов, я все же выкрикнула ему в лицо имя и фамилию мужчины, чьего ребенка недолго носила под сердцем. Горовой презрительно скривился, выгнул бровь и отвернулся от меня.

«Ярослав… Ярослав… Ты ведь просил назвать… Что теперь не так?» — только и шептала я.

Муж тяжело дышал, вздрагивал, почесывал затылок и прикрывал живой рукой свое краснеющее то ли от стыда, то ли от злости перекосившееся лицо.

«Это был бы чужой ребенок, милый» — я подошла тогда к нему и лбом уткнулась в мужскую твердую спину, аккуратно продавливая позвоночный столб между оттопыренных лопаток. — «Чужой! Ты бы… Разве ты… Господи, да поговори со мной!».

«Достаточно того, что он был твой, Даша. Мне этого с лихвой достаточно! Понимаешь? А ты… Ты решила за малыша, за себя и меня, и, очевидно, за того мужчину! Карим? Назин?» — задрав голову, вытянув шею, по-волчьи раздувая щеки, как будто что-то припоминал Ярослав. — «Это ведь тот, который…».

«Это прошлое, Горовой! Смирись, пожалуйста. Ты когда-то мне сказал, что можешь забыть, простить, понять абсолютно все. Напомнить, как ты убеждал меня в том, что все неважно, что было у твоей жены в далеком прошлом, раз в настоящем времени она с тобой! Ты мыл меня, мочалкой сдирая тот мертвый запах, которым меня пометили случайные кобели. Тщательно очищал мою кожу, чтобы не слышать тот неприятный аромат, которым ты не мог дышать» — кричала я, разглядывая его спину. — «Повернись ко мне! Ну-у-у-у? Я так противна?».

А потом мой муж ушел! Схватив ключи от своей любимой машины, натянув на плечи пиджак, он вылетел из собственного дома, словно увидел в комнате безобразное привидение недостойной его высшего общества женщины, убивающей свое потомство по прихоти или из-за отсутствия ума и сострадания.