Лабинцы. Побег из красной России

Чтобы оторваться от приятных, так острых, так волнующих воспоминаний своего далекого и невозвратного милого детства, через площадь перевел свою застоявшуюся кобылицу в широкий намет, вдохнул в себя воздух и под мелкий дождик навстречу мне остановил ее только у своего дома.

Прощай! Прощай, не только невозвратное детство, но и те казачьи семьи, с которыми я только что говорил и которых уже больше никогда не увидел.

Тогда я не представлял, что в эти дни трагически переворачивалась одна из страниц многовековой казачьей жизни, оригинального и интересного организма в Российском государстве.

Набег красных на станицу Темижбекскую

Утром 18 февраля в Кавказской неожиданно появились беженцы и вооруженные казаки станицы Темижбекской, во главе с атаманом-вах-мистром. Оказалось — красные атаковали Темижбекскую со стороны станицы Расшеватской. Это было полной неожиданностью.

Для ликвидации этого продвижения красных немедленно были брошены Партизанские отряды есаула Польского и сотника Жукова, а в поддержку им — 1-й Лабинский полк. Красные были уже на полпути к станице Кавказской. Их конница была быстро сбита и бросилась назад — часть в Темижбекскую, а главная масса прямо на север. Это была, думаю, глубокая разведка.

Партизанские отряды с молодецким задором устремились на Темижбекскую и заняли ее, а Лабинцы гнали красных 12 верст на север и отбросили их за реку Челбасы, в направлении станицы Дмитриевской. Боя красная конница не дала, но скачка по снежному полю обеих сторон была красочная.

Выполнив задачу, 1-й Лабинский полк возвращался в Кавказскую. Настроение было отличное. Чтобы дать казакам почувствовать силу своего полка, построил его в резервную колонну с пулеметной командой посредине строя; темной массой конницы по широкому, ровному белому полю шел в Кавказскую. Эта масса конницы до 700 шашек в сотнях и 22 пулемета на линейках при своих номерах, конечно, представляла прочную силу. И ее надо было психологически показать казакам в резервной колонне, но не в растянутой на целую версту «в колонне потри». К тому же полк шел без дороги, по заледенелому снегу «толоки» (непаханое поле).

Казакам разрешено было курить и негромко разговаривать в строю, что всегда очень нравилось рядовому казачеству. Но все офицеры — на своих местах, так как неожиданности могли быть всегда.

В таком положении строя, не доходя, может быть, одной версты до железнодорожного переезда Ставрополь—Кавказская, полк увидел своего командира корпуса генерала Науменко, рысью идущего навстречу полку с несколькими ординарцами. Это было неожиданно. Остановив полк и скомандовав только: «Смирно-о!.. Господа оф-фицеры! (без обнажения шашек)», — подскакал к нему и доложил о выполненной задаче.

Генерал Науменко в хорошем настроении. Он дает мне небольшой кулек Георгиевских крестов для казаков, дает копию телеграммы Войскового Атамана генерала Букретова для прочтения перед строем, благодарит полк за воинскую стойкость и рысью возвращается в Кавказскую.

Здесь я должен поместить некоторый частный штрих. Передавая копию телеграммы Атамана Букретова, генерал Науменко, как бы вскользь, предложил мне лично донести председателю Краевой Рады о стойкости и вчерашней успешной атаке 1-го Аабинского полка, чем фиксировалось бы боевое состояние частей корпуса. Не вдаваясь в рассуждение тогда, и по моменту, и по молодости своих лет, я телеграммы не послал и вообще совершенно не принял во внимание слова его. И уже потом, за границей, и из разговоров, и из казачьей печати узнал, что у генерала Науменко как Походного Атамана были разногласия с Радой, и он должен был оставить свой пост. И теперь в печати указывается, что тогда, под Кавказской, 2-й Кубанский конный корпус, которым командовал генерал Науменко, якобы «разложился». Конечно, это было не так. И если в станице Дмитриевской 10 февраля «дрогнули» некоторые полки корпуса, то в эти дни пребывания их в Кавказской корпус был в достойном порядке тех дней «общего упадка духа» всех армий генерала Деникина.

Телеграмма Атамана была прочтена перед полком, но — в степи, в холоде, с утра ничего не евшим и казакам, и офицерам — всем она была малоинтересна по тому моменту. Да и все ли казаки в строю слышали мои слова? Да и воевали, сражались тогда казаки против красных не из-за похвалы, а из-за жизненной необходимости.

Сам я содержание телеграммы забыл, недавно нашел и обратил на нее внимание. Вот она: «Аихие действия Лабинцев и Кавказцев, конных и пластунов, 16-го февраля при отбитии наступления красных на станицу Кавказскую и хутор Романовский, где доблестные Лабинцы и Кавказцы совершенно разгромили красных, взяли целиком в плен 443-й и 444-й советские полки в составе 600 человек и 8 пулеметов — заставили биться сердца всех Кубанцев, честно любящих свой Край.

Объявите мое Атаманское спасибо славным сынам родной нашей Кубани — непобедимым Аабинцам и Кавказцам, перед доблестью которых будет преклоняться все население Кубанского Края»⁹⁶.