Желание матери передал командирам сотен. Прибыли сотенные урядники — фуражиры, наложили мажары «по-хозяйски» и увезли к себе. Я понял, что мать отдает сено бесплатно, чтобы оно не досталось «этим поганцам-красным», которые придут, может быть, «завтра», и уж в наш-то дом ворвутся «первым долгом», и не поцеремонятся в своих желаниях.
Сотенные командиры, естественно, прибыли лично заплатить матери и вот слышат от нее: «Берите, деточки!.. Берите все, что надо для ваших казаков, ничего мне не жалко».
Удивленные, они обращаются уже ко мне. Говорю им, что мать отдала сено бесплатно. Но не тут-то было! Они и слушать не хотят. А я не могу фиксировать желание матери. Есаул Сахно, лучший друг нашего старшего брата, обратился к нему за содействием, доказывая, что «о бесплатности» не может быть и речи.
Брат подтверждает слова матери «о бесплатности». Полковник Булавинов смотрит в мою сторону удивленно, потом быстро встает, с сотенными командирами окружает мать и насильно вручает ей деньги, даже в повышенной стоимости цены на сено. Хотя тогда на все цены были неизвестны. Армия отступала, и все катилось «вниз».
Но самое замечательное здесь то, что наша мать, простая казачка, сотенных командиров называла «деточки». Это есть одна из характерных черт старинного патриархального казачества. Хорунжий Максим Порфи-рович Курочкин, проживавший под Нью-Йорком, тому свидетель.
В те немногие дни наш дом жил нежной и счастливой жизнью, окруженный вниманием и станичников, и, в особенности, офицеров 1-го Ла-бинского полка, предопределенный судьбою для того, чтобы потом, и очень скоро, ощутить самое большое горе, которое бывает в человечестве, это — разорение всего хозяйства красными и трагическую гибель всех членов семьи.
18 февраля, вернувшись с полком из-под Челбас, в доме застал неожиданных гостей: офицеров Корниловского конного полка — есаулов Н. Кононенко" и И. Ростовцева100
— и сотника А. Бэха101. Они возвращались в свой полк, который действовал в Ставропольском направлении в 3-й Кубанской дивизии генерала Бабиева. Старые Корниловцы, старые мои соратники в моем доме — ну как можно не приветствовать их! Немедленно же собрал всех офицеров-лабинцев на ркин.Наш дом ярко освещен. В зале большой стол покрыт разными домашними яствами. Полковой хор трубачей разместился в большом стеклянном коридоре. Для них также подано — и выпить и закусить. Вся наша многолюдная женская часть семьи в повышенном настроении, в беготне, в заботах об угощении. Бабушка и мать на кухне. Старшая наша замужняя сестра Маня, наш первенец из 12 детей (ей 33 года, а замуж она вышла 15 с половиной лет от роду), жена брата Нюра — дочь лосевского атамана, урядника-конвойца, три младшие сестренки, племянница — все они слуги гостей, коих набралось до 30 офицеров. Начались тосты. Содержание их одно: бои, казачья слава, храбрые полки присутствующих офицеров — Корниловский конный, 1-й Кавказский, 1-й Лабинский. Сама же Кубань, наше родное Кубанское Войско воспевались и украшались дивными мотивами войсковых песен. Все трое Корниловцев, Кавказцы — есаулы Храмов и А.И. Елисеев — и Аабин-цы — полковник А.П. Булавинов, есаулы Сахно, М. Бобряшев и сотник Щепетной — имели отличные голоса, тонкий слух и бесконечное знание песен кубанского фольклора с истоков Запорожского казачества.
Хор трубачей за стеной надрывал души всех то бравурными маршами после тостов «за полки», то «тушем», когда касалось личностей, то нежными мелодиями, когда шла задушевная беседа офицеров.
Оркестр 1-го Аабинского полка и тогда состоял из старых, опытных казаков трубаческой команды и был на высоте своего музыкального положения.
То не был кутеж, каковые бывали во всех казачьих полках в офицерской среде, так как сердце-вещун подсказывало что-то другое, что-то недоброе, почему чувствовалось у всех какое-то «щемление души», хотя никто из нас не знал, да и не представлял, что свою дорогую Ку-бань-Отчизну мы покидаем навсегда.
И то оказался последний день моего живого общения с дорогой мне нашей многолюдной семьей в доме погибшего отца. Завтра, 19 февраля, 2-й Кубанский корпус выступит на север, с боя возьмет станицу Дмитриевскую, что в 25 верстах от Кавказской, и потом пойдет назад, в горы, минуя мою родную станицу.
2-й Кубанский корпус подтянулся. Уже внушительную силу представляла Кавказская бригада: 1-й и 2-й Кавказские полки. Отличны были Партизанские отряды есаула Польского и сотника Жукова. Думаю, что весь корпус имел уже свыше 2 тысяч шашек, не считая полковых пулеметных команд.
Пластунов было немного, не свыше 300 штыков. В большинстве их дали станицы Кавказская и Темижбекская, так как все северные станицы отдела были заняты красными, а с другими станицами на было никакой живой связи.
При таком боевом и психологическом состоянии корпус выступил на север, чтобы взять станицы Дмитриевскую и Ильинскую.