Лабинцы. Побег из красной России

Наутро следующего дня дивизия выстроилась за хутором в ожидании своего начальника. На правом фланге, по старшинству, стоят 1-й и 2-й Кубанские полки. Они малочисленны. Справа, с юга, показался штаб дивизии. Впереди шел временный начальник дивизии, молодой полковник А.И. Кравченко. Правее его — начальник штаба дивизии, пожилой генерал. Эти полки без оркестра, почему командирами полков подаются команды без воинского пафоса. Кравченко проезжает их и не здоровается.

«Когда же он успел повидать эти полки?» — думаю.

При приближении к Аабинской бригаде подаются соответствующие команды. Оркестр 1-го Лабинского полка приветствовал своего начальника дивизии полковым маршем. Кравченко смутился, что-то говорит генералу и потом махнул рукой оркестру, что означало «прекратить». Оркестр остановился, начальник дивизии проезжает мимо и не здоровается с полками Лабинцев. Все в недоумении.

Пройдя верст пятнадцать, дивизия остановилась и спешилась перед Дмитриевской. Там уже находилась 4-я дивизия, как и другие части корпуса. Выстрелов не было слышно, и мы не знали — что же происходит впереди?

Подхожу к своему близкому другу еще по военному училищу 1910 года полковнику Кравченко, отвожу его от штаба дивизии и спрашиваю:

— Почему ты, Афанасий Иванович, не поздоровался с полками?

— Да знаешь, Федор Иванович, неудобно при генерале. Ведь он старше меня, — отвечает смущенно Кравченко.

— Ты начальник дивизии, Афоня, а генерал у тебя начальником штаба. Ты понимаешь эти взаимоотношения? — горячо говорю ему.

— Так-то это так, Федор Иванович, но все же как-то неудобно. Он старше, он генерал-лейтенант, да еще Генерального штаба, прямо-таки, ей-богу, неудобно при нем здороваться с полками, — оправдывается он.

— Нет-нет, Афоня!.. Ты больше так не делай и здоровайся с полками, — безапелляционно дружески внушаю ему.

Меня магнитом тянет к себе наша пулеметная команда. 22 собственных пулемета!.. Это ведь большая огневая сила! И богатство полка.

Кто командовал полком, тот поймет мои командирские чувства. И я иду туда, чтобы посмотреть, чтобы полюбоваться ими.

Вижу — есаул Сапунов сам обходит пулеметные линейки и, видимо, так переживает радость.

— Пулеметная команда — СМИР-НО-О! — кричит громовым голосом неугомонный Сапунов, как заправский службист-урядник.

— Да, я вас сегодня уже видел. Вольно! — успокаиваю его.

И мы осматриваем уже вместе главным образом лошадей, в коих также заключается «сила пулеметной команды». Сапунов хорошо потрудился в Кавказской, и все лошади были в хороших телах.

— А вот, господин полковник, и Ваши добровольцы-станичники! — докладывает Сапунов, и я вижу линейку с пулеметом в паре добрых лошадей и возле пулемета — Кавказцы и друзья детства Алексей Горош-ко и Иван Коробченок.

С гнедым мускулистым конем в поводу, с черной густой бородой, в домашней тужурке, но при полном орркии — тут же стоит урядник-конвоец «дяденька Алексей Протопопов», как называли мы его в детстве.

— Здравствуйте, други, — по-домашнему говорю им.

— Здравия желаем, господин полковник! — по-строевому отвечают они густым баритоном для солидности.

— Ну... не подкачайте! — вторю им.

— Не беспокойтесь, господин полковник!.. Дело привычное! — за всех отвечает Горошко.

Первейший друг моего детства, озорник тогда, он был старше меня на 2 года, но слабее физически, не так ловок, «в единоборстве» был побежден и с тех пор, по уличному обычаю среди мальчиков, подчинялся победителю.

Горошко и Коробченок были казаки прихода в 1-й Кавказский полк, в г. Мерв Закаспийской области, 1912 года. Туда же я прибыл молодым хорунжим, окончив военное училище в 1913 году, и был сразу же назначен помощником начальника полковой учебной команды. Несмотря на то что оба станичника были отличными казаками, имели отличных лошадей, в учебную команду не выдержали экзамена по своей малограмотности. В поощрение их назначили в бригадную пулеметную команду, в которой они провели всю войну на Турецком фронте 1914—1917 годов и вернулись домой теми же рядовыми казаками, которыми вышли в полк.

Мы, молодежь-офицеры, и тогда возмущались этим положением, считая, что все участники войны должны были быть переименованы хотя бы в приказные. Для казака и одна нашивка на погонах — радость. И теперь, видя этих двух молодцов и соратников по Турецкому фронту, решил заполнить пробел былых их начальников.

Отойдя с есаулом Сапуновым в сторону, чтобы никто не слышал нас, спрашиваю:

— Как они?

— Лучше и не надо!.. Во всем пример!.. И так знают, так любят пулемет! — докладывает он, сам фанатик-пулеметчик из урядников той же войны.

— Казаки Горошко и Коробченок — ко мне! — громко произношу в их сторону.

По-полковому, как говорят — «на носочках», подскочили они, взяли под козырек, стали серьезными, не зная, почему я будто «строгим голосом» вызвал их. И чтобы они еще больше «опешили», я строго говорю, смотря им в глаза: