Лабиринт мертвеца

Охранник узнал меня и сразу пропустил в здание. Я подождала, пока дядя Рустэм освободится. Зайдя в офис, положила перед ним томик Майн Рида, раскрытый на развороте с чернильным пятном, и спросила:

– Как такое случилось?

В приёмной я представляла, что дядя Рустэм воскликнет: «У кого-то кривые руки?! Это ж надо опрокинуть чернильницу! Испортили отличную книгу!» Нет, я понимала, что именно так дядя Рустэм не ответит, однако надеялась, что он обратит внимание на чернильное пятно, а отсутствие глав не заметит. Даже заготовила несколько шуток.

– Не хватает тридцати двух страниц? – Дядя Рустэм едва отвлёкся от компьютера и бросил на разворот быстрый взгляд.

Шутки пришлось оставить при себе. Они всё равно были глупые.

– И как это случилось? – Я повторила вопрос. – Их явно не вырвали, не вырезали, тут…

– Нет, конечно. Просто в типографии у кого-то кривые руки.

Вот! Дядя Рустэм упомянул кривые руки! Он часто их упоминал, когда видел чью-то оплошность, и ничего обидного не подразумевал, лишь констатировал факт. Ну, по крайней мере, так считал сам дядя Рустэм. Сегодня он был занят и не заинтересовался «Оцеолой». Я самым тоненьким и невинным голоском попросила его уделить мне парочку минуток.

– Ну хорошо.

Дядя Рустэм пролистал «Оцеолу», заглянул в выходные данные и сказал, что в книге пропущена одна книжная тетрадь.

– Видишь?

Он показал, что на развороте внизу слева стоит цифра восемь, а справа – десять.

– Пропущена девятая тетрадь. Одна тетрадь – это один большой печатный лист, который складывают несколько раз и разрезают на отдельные книжные листы. Всё зависит от формата, но у тебя тут получается шестнадцать книжных листов, то есть…

– Тридцать две страницы!

– Да, тридцать две. Ты отдельно формируешь тетради, потом складываешь их в стопку, то есть в итоговый книжный блок. У тебя тут пятьдесят шестой год. Тогда ещё собирали и прошивали вручную. Сейчас этим занимается листоподборочная машина. Всё стало проще. А так смотри.

Дядя Рустэм разломил книгу между седьмой и восьмой тетрадью – выгнул её так, что из-под корешка посыпались серые крошки старого клея.

– Видишь? На обеих тетрадях сбоку – чёрные прямоугольники. Это подборочные метки. На каждой следующей тетради они расположены чуть ниже, чем на предыдущей. Когда собираешь блок, из меток получается лесенка. Сразу видно, если забыл какую-то тетрадь или перепутал местами. А с твоим… Кто тут у тебя? С твоим Майн Ридом проворонили, что в лесенке нет одной ступени. Покрыли блок форзацной бумагой и прошили. Книга толстая, и по корешку незаметно. Хотя раньше был весовой контроль и по весам обычно такой брак ловили. А тут не поймали. Вот и получай свой бракованный экземпляр.

Дядя Рустэм небрежно захлопнул «Оцеолу».

– Сейчас бракованных не выпускают? – спросила я.

– Ну почему? Мой знакомый даже коллекционирует их. Хочешь, отдам ему твоего Майн Рида? У него уже целое собрание. И половина книг – моих. Не самый большой повод для гордости, но тут ведь, понимаешь, человеческий фактор. Не всё зависит от машины. Вот бывает оверкиль. Это когда блок встаёт вверх ногами. Открываешь обложку, а под ней – перевёрнутый конец книги. А недавно у меня перепутали обложки. История конституции вышла под обложкой охотничьих баек, и никто не заметил разницы.

– Вы за такое наказываете? – с притворным страхом спросила я.

– Ломаю руки!

– Зачем ломать руки, если они и так кривые?

Дядя Рустэм рассмеялся. В действительности он был добряком и пообещал однажды отвести меня в типографию – показать, как печатаются открытки «Ратсхофа», а я сказала, что не могу отдать библиотечного Майн Рида в коллекцию бракованных книг, однако готова подарить ему свеженькую «Привет, месячные!» Юми Стайнса и Мелиссы Канг.

– А что с ней?

– Между средствами против менструальных кровотечений и гигиеной во время месячных пропущен разворот.

– Что значит пропущен?

Я объяснила дяде Рустэму, что там пустой разворот и коротенькая приписка: «Издательство вынуждено отказаться от публикации текста, размещённого на стр. 106–107 оригинала, чтобы избежать обвинений в нарушении российского законодательства».

– Да уж, – хохотнул дядя Рустэм. – Это уже брак чьей-то головы, а мой друг такое не собирает. Чего тут собирать? Такого полно. У нас любят запрещать всё, что где-нибудь в другом месте слишком активно разрешают.

На обратном пути из «Ульмиган Пресс» я обдумала слова дяди Рустэма. Не про брак головы, а про утерянную при сборке девятую тетрадь «Оцеолы». Не сказать, что расследование продвинулось, однако на журнальном столике в штаб-квартире нашего детективного отдела появится ещё одна бесполезная зацепка, никак не связанная с ворохом других зацепок, – вот радость!