Лабиринт мертвеца

Лена прислала мне обещанный список, и мы с Гаммером вчера зашли на Бородинскую за книгами Смирнова. Заказали пять, а получили четыре. Ивана Ружа и его «Таинственного похищения» библиотекари не нашли. Это было особенно обидно, ведь Руж оказался болгарским писателем, и я собиралась прочитать его в первую очередь. Мы с библиотекарем, заменявшей Лену, посмеялись над забавным исчезновением книги. Забавным, если учитывать её название. Библиотекарь заверила меня, что Руж непременно найдётся, и показала мне в «Крабике» его статус: «свободен».

Гаммер предложил поискать Ружа в интернете. Я сказала, что нам хватит и других книг Смирнова. В любом случае под конец декабря нашему детективному отделу стало не до загадок «я таджика». Нас ждали пробные ОГЭ. В седьмом классе мы уже сдавали предпрофильные экзамены – в нашей школе заранее делили классы по профилям, – и учителя так всех настращали, что одна девочка упала в обморок. Мы с Настей в обморок не падали, но устный русский дружно завалили, в результате угодили в гуманитарнотехнологический класс, который в школе называли экспериментальным. Звучало, конечно, чудесно, но в действительности это был класс отбросов – туда попали все, кто не прошёл отбор ни в социально-гуманитарный, ни в физико-математический, ни в информационный классы. У нас в гум-техе училось тридцать два человека, потом кто-то перешёл на домашнее обучение, кто-то добился перевода в другой класс или другую школу, и теперь нас, неудачников, осталось семнадцать. Самый маленький класс в школе. Задерживаться в нём мы с Настей не хотели и решили готовиться к ОГЭ вместе. К нам присоединились Глеб и Гаммер, хотя Гаммер учился в физмате и обычно готовился отдельно.

Мы собирались у меня на верхнем чердаке и первые вечера провели довольно бестолково – больше спорили, какой взять экзамен по выбору: обществознание или литературу. Договорились тянуть жребий. Вытянули литературу. Настя заявила, что всё равно будет готовиться к обществознанию, но, так или иначе, обязательные экзамены нас ждали одинаковые: математика и русский – с них мы и начали. К счастью, Гаммер неплохо разбирался в математике, хотя бы доступно объяснил мне, что такое модуль разности корней и как его искать.

Папа как-то днём задумал пересчитать оставшиеся на верхнем чердаке открытки и частично разобрал нашу штаб-квартиру. Тащиться к Насте мы поленились и согласились пока перебраться к Глебу. Гаммер сказал, что ему пора возвращаться домой, и позвал меня с собой, но я побаивалась его маму, Анну Сергеевну, и отказалась. Меня всегда удивляло, насколько точно она осведомлена обо всех пожарах, грабежах и прочих несчастиях, случившихся в Калининграде. Не меньше удивляло и то, с какой настойчивостью Анна Сергеевна делилась своей осведомлённостью с другими. Сейчас её любимой темой была пандемия, и, стоило мне на минутку забежать к Гаммеру, Анна Сергеевна неизменно вываливала на меня последние коронавирусные сводки. Ну уж нет! В итоге Гаммер ушёл, а мы втроём отправились через дорогу к Глебу.

Как и Настя, я впервые оказалась у него в гостях и почувствовала себя неловко. Мама Глеба была в отъезде, но мы с Настей всё равно старались не шуметь. Пока Глеб заказывал пиццу, шептались о том, какая у него странная мама. Я видела Татьяну Николаевну лишь два раза, но хорошо запомнила бледные кисти её рук и крупный рот с тонкими губами, покрытыми ярко-красной помадой. Она была лет на пятнадцать старше моей мамы, но выглядела её ровесницей. Или не ровесницей… Трудно сказать. Макияж, одежда, сама манера вести себя и говорить лишили Татьяну Николаевну возраста, и я побаивалась её даже больше, чем Анну Сергеевну. В ней угадывалось что-то зловещее, хотя оба раза она мне улыбалась, а бабушку Нинель так очаровала, что бабушка поначалу чуть ли не каждый вечер ходила к ней пить чай. Потом Татьяна Николаевна стала часто уезжать в Петербург – говорила, что ей никак не удаётся продать там квартиру и разобраться со старой работой, и чаепития прекратились. Глеб теперь почти всё время жил один.

Изнутри дом Глеба напоминал мой дом, но здесь было побольше комнат, потолки были повыше, а на лестнице красовались толстые перила с витыми балясинами. В младшей школе я заходила сюда к предыдущим хозяевам, и мне нравились их текстильные обои в цветочек. Обои сохранились, как и трюмо в гостиной. В остальном дом, выстуженный и тёмный, пустовал, словно никакой переезд и не планировался. За два месяца тут не появилось ни мебели, ни безделушек, которыми обычно обрастают жилые помещения. Под лестницей виднелись нераспечатанные коробки, на кухне появились холодильник с микроволновкой – вот и всё. Никто не догадался постирать запылённые портьеры и вычистить паутину под потолком.