Лабиринт мертвеца

Доклад я закончила со слезами на глазах. Учитель тоже расчувствовался, хотя плакать не стал. И класс немножко притих. Вернувшись домой, я прочитала доклад бабушке с дедушкой, но больше не грустила, и мы даже посмеялись, когда дедушка сказал, что в школьные годы сам занимался посткроссингом – без всяких сайтов получал открытки от ребят из ГДР, Кубы, Болгарии.

Следом мы заговорили про Болгарию. Выяснилось, что дедушка там никогда не был, а вот бабушка была – в девяносто втором году летала в Болгарию с моим папой. Папе тогда едва исполнилось пятнадцать. Я привела бабушку в торговый зал и показала ей папину открытку с полуразрушенным особняком. Бабушка заверила меня, что никаких особняков не видела, да и саму поездку вспоминать не любила, потому что папа в Болгарии заболел, его водили в местную поликлинику и отпуск превратился в сплошной кошмар. Неудивительно, что папа молчал про те дни. Но открытку с особняком хранил.

Под Новый год мама не выбиралась из кухни, мы с бабушкой ей помогали. Папа пропадал в торговом зале. Покупателей приходило много, а вскоре к нам съехались и родственники со всей области. Бедный дедушка сопровождал Тамару Кузьминичну и выслушивал наставления о том, как правильно воспитывать внучку и как помочь ей, то есть мне, подготовиться к экзаменам. Тамара Кузьминична заходила в торговый зал, чтобы поворчать на покупателей без масок, заглядывала на кухню и напоминала бабушке, что нужно купить финские пуховики со скидкой. Чуть не наступив Рагайне на хвост, Тамара Кузьминична ласково назвала её маленьким заводиком по производству какашек и попыталась погладить, потому что любила кошек и раньше держала сразу двух толстых котов, но от Тамары Кузьминичны Рагайна умчалась куда подальше.

На лестнице я во второй раз обнаружила туристов из Москвы. Они якобы искали почтовую станцию и, не заметив вывески на дверях пристройки, зашли в сам дом. Усердно фотографировали всё, что привлекало их внимание, и норовили пробраться на чердак. Я прогнала их и поторопилась к маме на кухню. Там встретила младшего троюродного брата из Советска и пообещала приберечь для него парочку миндальных печений, если он согласится гонять туристов с лестницы. Братец согласился, а потом я узнала, что очередным москвичам он за пятьсот рублей разрешил подняться в мансарду – там сфотографировать мой чугунный «Манхайм» и стену над моим письменным столом, из которой торчали металлические трубки старой немецкой проводки. К счастью, бизнесу моего братца помешал дедушка, и москвичи вылетели из дома.

Иностранные туристы вели себя более скромно. Они приходили в «Ратсхоф» подписать и отправить открытки, затем бродили по заднему двору и фотографировали дом, восхищались дубовой чешуёй стен. Когда папу в торговом зале подменила мамина подруга, он побежал прогнать туристов – в итоге провёл им целую экскурсию, и туристы засняли, как папа бросает столетние немецкие гвозди. Гвозди, ударившись о плитку, зазвенели, а туристы зачем-то принялись аплодировать, и это было очень смешно. После экскурсии пожилой немец о чём-то заспорил с папой. Показалось, что они сейчас разругаются, однако на прощание они пожали друг другу руки, и немец позвал папу в гости к себе в Германию, правда, забыл написать свой адрес и, довольный, ушёл гулять по району.

В общем, в доме царила обычная праздничная неразбериха, всё шло кувырком. В ночь на первое января мы с соседями зажгли фейерверки и обменялись маленькими подарочками. Новогодним утром папа с мамой вручили мне пакет с ворохом всевозможных канцелярских радостей и набором для скрапбукинга, а под конец каникул подарили мне диван для штаб-квартиры. Грузчики чуть не убились, пока поднимали его на верхний чердак. Папа поставил туда маленький обогреватель – зимой под крышей становилось зябко. Мы занялись на верхнем чердаке перестановкой и отправили несколько коробок с дедушкиным старьём на дачу. Штаб-квартира, спрятавшись за дымоходом и папиными ящиками, превратилась в полноценную комнату. После каникул я каждый день поднималась туда делать уроки. Рагайна устраивалась со мной рядышком на диване и лапками мяла бамбуковый плед.

Я надеялась взяться за книги Смирнова, но всё не находила времени. Настя в очередной раз поругалась с родителями, и мы с ней после школы допоздна гуляли по Калининграду – мечтали о днях, когда отправимся путешествовать в какие-нибудь необычные города с труднопроизносимым названием вроде Тегусигальпы, а в школе учителя с двойным усердием запугивали нас сложностями ОГЭ, и мы с Гаммером ходили в библиотеку заниматься математикой.