Лабиринт отражений

— Жизнью?! — Плотину сдерживаемых эмоций прорвало, сил «держать лицо» не осталось. Все это — холодный голос Игоря, стыдливо прячущая глаза дочь, рвущие душу в клочья осколки разбившейся надежды — было таким неправильным, таким невозможным, что Светлана не сразу осознала происходящее до конца. — Машина и барахло — это твоя жизнь, доченька? А я как же? Ох, прости, это так жестоко с моей стороны — просить дочь о помощи. Надо было умереть тихонечко в сторонке, никого не беспокоя. Ничего, я исправлюсь! Прощай, дорогая доченька!

Светлана вскочила, задев столик, кофейная чашка нервно подпрыгнула, опрокинулась и мстительно выплюнула на скатерть кофейную гущу. Светлана швырнула, не глядя, тысячную купюру и почти бегом направилась к выходу. Снежана рванулась было следом:

— Мама!

Но отец перехватил ее за руку и силой усадил обратно:

— Не надо. Дай ей успокоиться. Она поймет.

* * *

А может быть, Игорь прав? И она действительно поступила эгоистично по отношению к Снежане, посчитав само собой разумеющимся, что ради спасения жизни матери та без сомнений отдаст квартиру. К тому же… Ведь квартиру подарила дочери она, совсем недавно. Просто чтобы порадовать. А уж в такой ситуации, случись подобное со Снежаной, сама Светлана отдала бы все, что угодно, даже собственную жизнь.

Алина — мать была уверена — поступила бы именно так, окажись она на месте старшей сестры. Не просчитывая вероятность благополучного исхода, не думая, что будет, если не получится.

То, что Игорь отказался помочь, особого удивления не вызвало, чего-то подобного Светлана и ждала. Но все же надеялась.

Но как же больно, Господи! За что ей все это? Почему со своей бедой она оказалась совсем одна? И помощи ждать не от кого…

Хотя… почему же не от кого? А Иннокентий? Ты совсем забыла о мужчине, подставившем свое плечо в трудную минуту, о пусть нелюбимом, но таком родном и близком человеке. Он готов помочь, он все это время был рядом, успокаивал и поддерживал. Может быть, удастся договориться с израильской клиникой принять сначала часть суммы, авансом? Перевести деньги, накопленные Кешей на черный день, потом она уедет в Израиль, а Кеша займется продажей квартиры, ее или своей. Наверное, все же ее, она больше. Конечно, надо будет до отъезда расписаться с Иннокентием, а потом выдать ему, как мужу, генеральную доверенность.

Следовало сразу этот вариант выбрать, не обращаясь к дочери и бывшему мужу. Не пришлось бы разочаровываться. Ну ничего, лучше поздно, чем никогда!

К двери своей квартиры Светлана подходила уже в почти хорошем настроении. Почти, потому что душа еще болела после встречи с дочерью.

Но ничего, они справятся — Светлана и ее измученная душа. Сейчас главное — выжить. Победить мерзавку опухоль, выгнать ее вон из своего тела.

Иннокентия дома не было, но это как раз нормально, у него сейчас последний урок заканчивается. Скоро он придет, и они вместе обсудят, как им быть дальше.

Светлана вошла в спальню, открыла платной шкаф и замерла, в ступоре рассматривая пустые вешалки. На которых еще утром теснились брюки, рубашки и свитера Иннокентия. А вон там, на полке, лежали джинсы, а там — трусы с носками.

Теперь не лежат, полки издевательски ухмыляются пустотой.

Глава 37

Мотылек дразнился, порхая вокруг Алины, Он не боялся, не улетал, наоборот — снова и снова пролетал возле самого лица, иногда легонько касаясь крылышками щеки, кончика носа, губ. Прогонять нахала не хотелось, от его шаловливых прикосновений внутри млела теплая нежность, заполняя душу счастьем.

Девушка улыбнулась и сонно прошептала:

— Не улетай!

— И не собирался, — ого, какой у мотылька мурлыкающе-бархатный голос!

От звука которого мотыльков стало намного больше, и все они почему-то решили обосноваться в низу живота, крылышками превращая теплую нежность в пылающую страсть.

Алина открыла глаза и встретилась взглядом с расплавленным той же страстью шоколадом самых любимых глаз в мире. От счастья хотелось плакать, настолько неожиданным, невероятным, но от этого еще более щемящим и полным было это чувство.

Этот подарок судьбы, полученный в самый сложный период ее жизни. Ее любовь, ее радость, ее самый лучший, нежный, заботливый, добрый мужчина.

Димитрис Кралидис. Димка Королев по-русски.

Еще три дня назад казавшийся таким далеким, таким чужим, таким заносчивым и холодным. Он реально пугал Алину до дрожи, и фантазии названой сестры по поводу романа между этим надменным красавчиком-мажором и ею, скромной серой офисной мышкой, одновременно смешили и напрягали Алину.

Смешили — потому что это реально казалось смешным и невероятным.

А вот напрягали… Напрягали потому, что Димитрис очень нравился Алине. Пугал до дрожи и нравился до дрожи. Она с первой встречи поняла, что больше всего на свете хочет быть рядом с этим мужчиной, причем не просто в постели оказаться, а стать частью его жизни. Быть рядом и в горе, и в радости, растить вместе детей, дожить до старости и седенькими старичками гулять, держась за руки, по берегу моря, обсуждая своих бестолковых внуков.