Читаем Лабиринт памяти (СИ) полностью

Её слова оглушили его. Ведь она права: в худшем случае сегодня поздно вечером всё закончится, и он никогда не сможет быть рядом с ней, докопавшись до ошибок прошлого. Велика ли вероятность, что всё обернётся иначе? Что, когда шторм утихнет, настанет покой? Насколько реально, что он сумеет жить без неё, если узнает о её поступке? А вдруг он сам виновен во всём, и тогда ей будет сложно его простить?

Вопросы мучили его, разрывали изнутри, и это осознание, что всё действительно совсем скоро может закончиться, убивало. Конечно, он помнил все доводы, благодаря которым столько времени оставался хладнокровным по отношению к Грейнджер, но сейчас ни один из них не способен был пересилить его стремления прикоснуться к ней. В последний раз.

— Ты нужен мне, Драко, — немного сдвинулась к нему Гермиона, и он увидел отчаяние, смешанное с желанием, в её взгляде. Что-то внутри слабо запротестовало, и он попытался ухватиться за это.

— Нет, Грейнджер, — выдавил он, ощущая, как тело болезненно напряглось от нечеловеческой борьбы с собой.

— А я нужна тебе. Наверное, в последний раз.

Последние слова она уже прошептала в самые губы, и это стало последней каплей.

Он услышал её лихорадочный вздох, когда, резко встав, подался вперёд и притянул её за талию так сильно, что ей наверняка было больно. Их губы встретились, и это было похоже на безумие, они были похожи на безумцев. Руки беспорядочно блуждали по телам друг друга, языки неистово сталкивались, и всё пространство как будто вдруг сузилось до них двоих, вынуждая только сильнее вжиматься, острее чувствовать, болезненно наслаждаться и не отрываться. Драко задыхался от этой близости, был уверен, что не должен сдаваться, но сдавался до конца, предпочитая опять упасть, но быть с ней. Внезапно поезд вошёл в крутой поворот, и ноги Драко подкосились, отчего он рухнул на сиденье, увлекая за собой Гермиону. Теперь она оказалась на его коленях, а когда они возобновили прервавшийся было поцелуй, заёрзала, следуя инстинктам тела.

— Чёрт, Грейнджер… — невольно пробормотал Драко, едва не застонав, когда ощутил, как правильно она двигается, медленно доводя его до безумия. Смутно осознавая, что делает, он толкнулся бёдрами ей навстречу, и в этот миг готов был разорвать грёбаную одежду, что мешала их прямому соприкосновению. Он слишком много дней вспоминал последнюю ночь, проведённую с Грейнджер в «Магнолии», слишком часто мечтал повторить, и только последние события вынудили его отказаться от этого намерения. Поразительно, каким он был глупцом, полагая, что есть хоть какая-то вещь на свете, способная удержать его от Гермионы, даже если это означает совершеннейший крах его гордости. И сейчас он понимал свою ошибку: он купил два билета в одно купе. Неужели он забыл: им двоим уже давно было невыносимо сохранять дистанцию? Что практически с начала отдыха они терпели поражение в этой бесполезной игре за право «не сломаться»? А может, где-то в глубине души Драко всё это помнил и втайне желал того, что эту минуту происходило?

Он почувствовал, как Гермиона настойчиво провела руками по его оголённому торсу — и когда она успела расстегнуть рубашку? — а теперь нетерпеливо пыталась совладать с молнией на брюках, невольно прикасаясь к его возбуждённой до предела плоти.

Чёрт, да, он определённо этого хотел.

Вдруг Грейнджер оторвалась от его губ и начала поцелуями спускаться ниже, периодически нежно прихватывая кожу зубами, что отдавалось в теле ещё большей волной возбуждения. Теперь ему было ясно, почему на курорте её ласки всегда сводили его с ума: просто она давно знала, что именно ему нравится, она наверняка так много раз в прошлом доводила его до безумия своими прикосновениям.

А потом, возможно, заставила забыть об этом.

Последняя мысль немного отрезвила Драко, а в душу стало прокрадываться уже знакомое отвратительное ощущение, что его предали. И, невзирая на то, что он безмерно хотел Грейнджер, Драко неожиданно осознал, что всё-таки должен остановиться во что бы то ни стало.

В миг, когда эта мысль посетила голову, её пальцы высвободили и обхватили его плоть. Только тут Драко заметил, что Грейнджер сместилась на пол и стояла перед ним на коленях, глядя прямо в глаза таким взглядом, что тело невольно откликнулась ещё большей волной вожделения, отозвавшегося болью в паху. Ведь Драко догадался, что она готова была сделать в следующую секунду.

— Грейнджер, не… — начал он, но не смог закончить, потому что почувствовал, как она накрыла плоть губами, и все его эмоции от этого прикосновения сложились в глубокий стон, вылетевший изо рта.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Вечер и утро
Вечер и утро

997 год от Рождества Христова.Темные века на континенте подходят к концу, однако в Британии на кону стоит само существование английской нации… С Запада нападают воинственные кельты Уэльса. Север снова и снова заливают кровью набеги беспощадных скандинавских викингов. Прав тот, кто силен. Меч и копье стали единственным законом. Каждый выживает как умеет.Таковы времена, в которые довелось жить героям — ищущему свое место под солнцем молодому кораблестроителю-саксу, чья семья была изгнана из дома викингами, знатной норманнской красавице, вместе с мужем готовящейся вступить в смертельно опасную схватку за богатство и власть, и образованному монаху, одержимому идеей превратить свою скромную обитель в один из главных очагов знаний и культуры в Европе.Это их история — масшатабная и захватывающая, жестокая и завораживающая.

Кен Фоллетт

Историческая проза / Прочее / Современная зарубежная литература
Кино и история. 100 самых обсуждаемых исторических фильмов
Кино и история. 100 самых обсуждаемых исторических фильмов

Новая книга знаменитого историка кинематографа и кинокритика, кандидата искусствоведения, сотрудника издательского дома «Коммерсантъ», посвящена столь популярному у зрителей жанру как «историческое кино». Историки могут сколько угодно твердить, что история – не мелодрама, не нуар и не компьютерная забава, но режиссеров и сценаристов все равно так и тянет преподнести с киноэкрана горести Марии Стюарт или Екатерины Великой как мелодраму, покушение графа фон Штауффенберга на Гитлера или убийство Кирова – как нуар, события Смутного времени в России или объединения Италии – как роман «плаща и шпаги», а Курскую битву – как игру «в танчики». Эта книга – обстоятельный и высокопрофессиональный разбор 100 самых ярких, интересных и спорных исторических картин мирового кинематографа: от «Джонни Д.», «Операция «Валькирия» и «Операция «Арго» до «Утомленные солнцем-2: Цитадель», «Матильда» и «28 панфиловцев».

Михаил Сергеевич Трофименков

Кино / Прочее / Культура и искусство