Читаем Лабиринт памяти (СИ) полностью

— На часах два ночи, ты должен быть в своей гостиной, Драко, — холодно отзывается она и со страхом наблюдает, как тот подходит ещё ближе.

— Мне насрать, где я должен быть, Грейнджер. Но если уж ты подняла эту тему, хочу заметить: даже привилегия быть главной старостой не даёт тебе права шататься по ночам. Или у вас в Гриффиндоре сейчас массовые гуляния из-за того, что твой шрамированный дружок засадил отца в Азкабан? — с перекошенным от отвращения лицом говорит он, и по спине Гермионы пробегает холодок.

— У меня есть разрешение директора, Малфой, — стараясь выглядеть спокойно, отвечает она. — И Гарри не виноват в том, что твоего отца посадили.

Драко недолго смотрит на неё с презрением, а затем вновь отходит к окну.

— Ты ни черта не понимаешь, Грейнджер. Лучше убирайся отсюда, — угрюмо глядя в окно, настаивает Драко.

— Нет, я не уйду, — делает пару шагов к нему Гермиона, в то время как Малфой медленно к ней оборачивается. — Не уйду, пока ты сам не пойдёшь в гостиную.

Какое-то время они молчат, напряжённо уставившись друг на друга, потом что-то в лице Драко меняется.

— Я сказал, проваливай, Грейнджер! Поверь, сейчас не лучшее время, чтобы быть послушной собачонкой и выполнять всё, что тебе скажет директор.

Видимо, он улавливает изумление в глазах Гермионы, а потому гадко усмехается и опять не спеша идёт к ней.

— Думала, я не знаю, что МакГонагалл попросила тебя следить за мной? Я не тупой, Грейнджер. Что она тебе сказала? Что я больной, невменяемый, психически неуравновешенный?

— Ты не… — отступает назад Гермиона, в панике смотря, как Малфой приближается.

В данный момент он действительно похож на сумасшедшего.

— И, знаешь, ведь она права. Я могу сделать что угодно, Грейнджер. Теперь мне уже точно плевать, — понизив голос, говорит Драко, и Гермиона чувствует, что натыкается спиной на стену — отступать больше некуда.

— Я тебя не боюсь, Малфой, — дрогнувшим голосом отзывается она, хотя внутри всё корчится, ревёт от ужаса и ощущения опасности.

— Я могу сделать что угодно, — повторяет Малфой, остановившись почти вплотную к ней. В его глазах плещется безумие. — Я могу заставить тебя страдать, могу использовать любое из непростительных заклятий. Любое. Понимаешь?

— Я всё равно не уйду, Малфой. Я не боюсь тебя! — собрав остатки храбрости, твёрдо произносит Гермиона, и Малфой с глухим рыком отталкивается от стены и делает шаг назад.

— Убирайся! — кричит он с исказившимся от злобы лицом.

— Нет! — смело бросает Гермиона, догадываясь, что, если сейчас уйдёт, Драко действительно способен сделать что угодно.

Но только с собой.

И Малфой, громко ругнувшись, стремительно подходит, ударяет кулаком о стену совсем рядом с головой Гермионы, а в следующую секунду грубо притягивает к себе и обрушивается на её рот в поцелуе.

В первые несколько мгновений она настолько ошеломлена, что не делает ничего, чувствуя, как его пальцы впиваются в скулы, а язык проникает в рот. Но затем Гермиона начинает вырываться: бьёт его кулаками в грудь, сжимает зубы и почти плачет, но Малфой толкает её вперёд и прижимает к стене так, что она не в силах сопротивляться.

И в этот миг перед глазами встаёт предательское воспоминание о той ночи, когда она увидела Драко с Мишель, а потом происходит что-то странное и жуткое: Гермиона начинает отвечать на поцелуй. Она ощущает жар тела Малфоя, улавливает привкус алкоголя, чувствует, как его зубы впиваются ей в губу, а она в ответ лишь легонько стонет и поддаётся. Видимо, ощутив, что она больше не сопротивляется, Драко одной рукой притягивает её за талию ещё ближе к себе, а другой сжимает волосы и впечатывается в её рот ещё сильнее.

Это даже не похоже на поцелуй. Это больше похоже на попытку что-то доказать, убедить в своей правоте, подавить, уничтожить, а затем самоутвердиться. Но Гермиона не может не думать, что ни один поцелуй — настоящий, нежный поцелуй — с Роном никогда не поднимал в ней столько запретных, тёмных, желанных эмоций, которые она испытывает сейчас.

И эта мысль, прозвучавшая в голове, бьёт так сильно, что Гермиона приходит в себя.

Со всхлипом она отталкивает Малфоя и, спотыкаясь, бежит прочь. Слёзы жгут глаза, обида и стыд разъедают её бешено колотящееся сердце, и про себя Гермиона кричит: «Никогда! Никогда, никогда, никогда!»

— Больше никогда! — срывается с её губ и она, привалившись к стене недалеко от своей гостиной, оседает на пол под тяжестью осознания, что она падает на дно.

Уже довольно давно она падает, не в силах удержаться.

И причиной тому — Малфой.

***

— Ты меня слушаешь?

— Да, прости… Отвлеклась, — рассеянно откликается Гермиона.

— Я сказала: Рон спрашивал у меня, что тебе подарить на Рождество. Похоже, он готовит сюрприз, — повторяет Джинни, подмигивая.

Гермиона натянуто улыбается.

— Странно, ведь только начало ноября…

Джинни пожимает плечами, а потом переводит взгляд куда-то ей за спину.

— Чего тебе, Забини?

— Если ты забыла, Уизли, нам до Рождества нужно сдать эссе, так что, со всей очевидностью, придётся договориться о совместных внеурочных занятиях, — высокомерно говорит Блейз.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Вечер и утро
Вечер и утро

997 год от Рождества Христова.Темные века на континенте подходят к концу, однако в Британии на кону стоит само существование английской нации… С Запада нападают воинственные кельты Уэльса. Север снова и снова заливают кровью набеги беспощадных скандинавских викингов. Прав тот, кто силен. Меч и копье стали единственным законом. Каждый выживает как умеет.Таковы времена, в которые довелось жить героям — ищущему свое место под солнцем молодому кораблестроителю-саксу, чья семья была изгнана из дома викингами, знатной норманнской красавице, вместе с мужем готовящейся вступить в смертельно опасную схватку за богатство и власть, и образованному монаху, одержимому идеей превратить свою скромную обитель в один из главных очагов знаний и культуры в Европе.Это их история — масшатабная и захватывающая, жестокая и завораживающая.

Кен Фоллетт

Историческая проза / Прочее / Современная зарубежная литература
Кино и история. 100 самых обсуждаемых исторических фильмов
Кино и история. 100 самых обсуждаемых исторических фильмов

Новая книга знаменитого историка кинематографа и кинокритика, кандидата искусствоведения, сотрудника издательского дома «Коммерсантъ», посвящена столь популярному у зрителей жанру как «историческое кино». Историки могут сколько угодно твердить, что история – не мелодрама, не нуар и не компьютерная забава, но режиссеров и сценаристов все равно так и тянет преподнести с киноэкрана горести Марии Стюарт или Екатерины Великой как мелодраму, покушение графа фон Штауффенберга на Гитлера или убийство Кирова – как нуар, события Смутного времени в России или объединения Италии – как роман «плаща и шпаги», а Курскую битву – как игру «в танчики». Эта книга – обстоятельный и высокопрофессиональный разбор 100 самых ярких, интересных и спорных исторических картин мирового кинематографа: от «Джонни Д.», «Операция «Валькирия» и «Операция «Арго» до «Утомленные солнцем-2: Цитадель», «Матильда» и «28 панфиловцев».

Михаил Сергеевич Трофименков

Кино / Прочее / Культура и искусство