Читаем Лабиринт памяти (СИ) полностью

Грейнджер не спускается на завтрак, не посещает обед и не появляется даже на ужине, хотя почти все школьники, вернувшиеся с каникул, сидят уже за обеденными столами. Драко уверен — Грейнджер в замке, она же должна была вернуться вместе с Уизли, а та уже вовсю воркует с Забини, стоя возле дверей Большого зала.

В какой-то шальной момент Драко даже хочется спросить у неё, где же Гермиона, но он вовремя себя останавливает, со злостью вылетает в коридор и едва не сталкивается с…

— Грейнджер, — выдыхает он, ошеломлённо уставившись на неё, ведь ещё никогда она не казалась ему столь красивой, как сейчас. Её волосы слегка припорошены снегом, на щеках играет лёгкий румянец, а губы чуть приоткрыты. По всей видимости, она только с улицы.

— Малфой, — наконец тихо произносит та, и в её глазах мелькает тень каких-то эмоций, едва не заставляющая Драко в этот же миг впиться в её рот в поцелуе на глазах у любопытствующих малолеток.

И поэтому он, не осознавая, что делает, крепко хватает её за запястье и тащит за собой, заставляя завернуть за угол. А когда они оказываются в безлюдном коридоре, уже не может сдерживаться и позволяет себе жадно приникнуть к её губам.

В эту секунду ему всё равно, что их могут увидеть, он просто не может насытиться этим поцелуем, а Грейнджер, которая с такой охотой отвечает на его безумный порыв, похоже, сама не горит желанием прекратить происходящее.

Драко не помнит, как они оказались в пустом классе, и не уверен, что им хватило сил прерваться, чтобы наложить заклятие на дверь, хотя Грейнджер вроде всё же использовала какие-то чары. Он чувствует, что у него дрожат руки, когда расстёгивает её зимнюю мантию, а затем и форменную блузку, покрывая поцелуями шею. Та часто дышит и стонет, откликаясь на его прикосновения к обнажённой груди, в то время как его рука уже движется по внутренней стороне бедра. Драко накрывает губами сосок и одновременно, стянув с Грейнджер колготки вместе с бельём, погружает в неё один палец. Кажется, с их губ срывается синхронный вздох, когда они понимают, насколько возбуждены происходящим.

Когда они понимают, что оба полностью готовы.

Драко слышит, как Грейнджер нетерпеливо расстёгивает его брюки, а следом уверенно обхватывает его плоть ладонью и слегка сжимает, вырывая у него хриплый стон. И в этот миг он, наверное, становится совершенно безумным, потому что резко опрокидывает Гермиону на парту и прижимает её руки к столешнице.

— Ты уверена? — рычит он, зная, что, если сейчас не остановится, уже не сможет остановиться: дни, проведённые без неё, почти довели его до ручки.

Грейнджер тяжело дышит и смотрит на него широко раскрытыми глазами, и Драко не может противиться желанию её поцеловать, потому что снова видит тот чёртов взгляд. Она отвечает на поцелуй, и едва заметно подаётся к нему бёдрами, и стонет в губы, чем заводит ещё больше, хотя Драко не думал, что это вообще возможно.

— Ответь сейчас же, пока не поздно! — почти кричит он, оторвавшись от неё.

— Да… уверена, — через несколько секунд отчаянно выдыхает Грейнджер, и он отпускает себя.

Драко смещается ниже и проводит языком вверх по внутренней поверхности бедра Гермионы, вырывая у той всхлип, а затем касается её губами. Он ласкает её то еле ощутимо, то усиливая движения и, похоже, находит правильный ритм, потому что у Грейнджер начинает прерываться дыхание и она стонет так, что Драко надеется — на класс наложено, помимо прочих, заклятие звукоизоляции. Его возбуждает её реакция, её запах и вкус, и, когда она в последний раз коротко вскрикивает, выгибаясь в спине, он почти стонет сам, чувствуя, как судороги сотрясают тело Грейнджер. Он ловит себя на мысли, что ещё никогда ни одна девушка не возбуждала его больше, чем та, что сейчас лежит перед ним, и тот факт, что она — Гермиона Грейнджер, грязнокровка, сосредоточение вбитых в его голову запретов, и пугает, и странно волнует его.

Драко не спеша поднимается, наблюдая, как Гермиона понемногу приходит в себя, и мягко притягивает ту за бёдра к краю стола. Он подходит к ней почти вплотную и замечает, как глаза Грейнджер слегка округляются и в них мелькает страх.

— Это немного больно… — неуверенно говорит Драко, вспоминая тот первый раз, когда он лишал девственности Пэнси несколько лет назад.

— Давай, — уверенно откликается Гермиона, и он делает небольшой толчок бёдрами, медленно продвигаясь вперёд и заглушая её вскрик поцелуем. Драко чувствует острую боль, когда входит почти до конца, ведь он ощущает, как Грейнджер наверняка до крови прокусывает его губу.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Вечер и утро
Вечер и утро

997 год от Рождества Христова.Темные века на континенте подходят к концу, однако в Британии на кону стоит само существование английской нации… С Запада нападают воинственные кельты Уэльса. Север снова и снова заливают кровью набеги беспощадных скандинавских викингов. Прав тот, кто силен. Меч и копье стали единственным законом. Каждый выживает как умеет.Таковы времена, в которые довелось жить героям — ищущему свое место под солнцем молодому кораблестроителю-саксу, чья семья была изгнана из дома викингами, знатной норманнской красавице, вместе с мужем готовящейся вступить в смертельно опасную схватку за богатство и власть, и образованному монаху, одержимому идеей превратить свою скромную обитель в один из главных очагов знаний и культуры в Европе.Это их история — масшатабная и захватывающая, жестокая и завораживающая.

Кен Фоллетт

Историческая проза / Прочее / Современная зарубежная литература
Кино и история. 100 самых обсуждаемых исторических фильмов
Кино и история. 100 самых обсуждаемых исторических фильмов

Новая книга знаменитого историка кинематографа и кинокритика, кандидата искусствоведения, сотрудника издательского дома «Коммерсантъ», посвящена столь популярному у зрителей жанру как «историческое кино». Историки могут сколько угодно твердить, что история – не мелодрама, не нуар и не компьютерная забава, но режиссеров и сценаристов все равно так и тянет преподнести с киноэкрана горести Марии Стюарт или Екатерины Великой как мелодраму, покушение графа фон Штауффенберга на Гитлера или убийство Кирова – как нуар, события Смутного времени в России или объединения Италии – как роман «плаща и шпаги», а Курскую битву – как игру «в танчики». Эта книга – обстоятельный и высокопрофессиональный разбор 100 самых ярких, интересных и спорных исторических картин мирового кинематографа: от «Джонни Д.», «Операция «Валькирия» и «Операция «Арго» до «Утомленные солнцем-2: Цитадель», «Матильда» и «28 панфиловцев».

Михаил Сергеевич Трофименков

Кино / Прочее / Культура и искусство