Зачем ей понадобилось листать оставленный кем-то здесь же глянцевый журнал почти трёхмесячной давности? Знала бы, чем обернётся её любопытство, бежала бы от него без оглядки. Но ватные ноги уже не слушались, а глаза снова и снова бегали по строчкам небольшой статьи:
«Вчера от серьёзной скоротечной болезни скончалась всемирно известная певица и автор многих полюбившихся слушателям песен Миражанна Штраус. Лечение Мира проходила в закрытой клинике, куда обратилась по совету друзей. К сожалению, усилия врачей оказались напрасными. Как нам стало известно, всё состояние мисс Штраус по её завещанию перешло одному из Благотворительных Фондов, название которого по понятным причинам не разглашается. Родственники певицы от комментариев отказались».
На неё с фотографии смотрела молодая женщина в пышном белом платье. Платиновая чёлка была собрана надо лбом в смешной хвостик, остальные волосы свободными волнами спадали с плеч. Изображение вдруг поплыло, искажаясь и превращаясь в нечто совсем другое: засыпанное непонятными обломками безвольно раскинувшееся на полу тело, испачканная ярко-алой кровью светлая прядь, «украшенный» многочисленными рваными прорехами с обугленными краями бордово-чёрный комбинезон. В нос ударил запах гари и сгоревшей человеческой плоти. Ветер обдул лицо, дохнул в ухо свистящим, едва различимым шёпотом: «Когда ты научишься меня слушаться, девочка?».
— Эй! Это мой журнал!
— Что?.. — Люси растерянно смотрела на склонившуюся над ней грозную личность, одетую в неподдающиеся определению лохмотья.
— Говорю, это мой журнал! Я его ещё не дочитал. Тебе нужно — ищи сама, нечего чужое брать!
— Вот, — в чумазую, удивительно вовремя подставленную ладонь любителя популярного чтива полетели выхваченные из кармана разноцветные бумажки разного достоинства. — Купите себе новый.
— Да тут на десяток хватит, — озадачено загундосил бродяга. — Ну, это, спасибо, конечно.
Люси его благодарностей уже не слушала — голову сжало почти позабытой болью, в глазах потемнело, и она едва успела склониться над ближайшей урной, сотрясаясь в жестоком приступе рвоты.
— Ты случаем не заразная? — с подозрением глядя на неё, поинтересовался бомж. — Мне вот так же блевать совсем не хочется.
Сил хватило только на отрицательное мотание и сиплое «нет». Чуть отдышавшись, Люси, крепко сжимая в дрожащей руке злополучный журнал, бросилась обратно, к доктору Редхеду — может, он сможет объяснить, что с ней происходит?
Оказавшись в приёмной, она, не сбавляя шага, вломилась в кабинет, не обращая внимания на что-то кричавшую ей в спину секретаршу, и тут же споткнулась о буквально вымораживающий голос психотерапевта:
— Мисс Хартфилия, вы пришли раньше назначенного часа. Вам придётся подождать.
— Я… мне… — сделала слабую попытку объяснить своё внезапное вторжение Люси и осеклась, заметив на диванчике щуплого, болезненного вида мужчину. — Извините, — пробормотала она, пятясь спиной к выходу.
Томиться в приёмной пришлось минут сорок. Всё это время секретарша бросала на неё недовольные взгляды, не предложила ни воды, ни других напитков, хотя обычно бывала гораздо любезнее. Доктор Редхед тоже был строг и холоден, по крайней мере, до тех пор, пока они не скрылись в кабинете. Тогда он попытался приобнять её, якобы желая проводить до диванчика, но тут же резко отстранился, брезгливо поморщившись.
— Тебе было… нехорошо? — процедил он сквозь зубы.
— Да, — не стала скрывать правду Люси. — Можно мне воспользоваться вашей уборной? — и, не дожидаясь разрешения, скрылась за спасительной дверью.
Плескалась Люси долго, тщательно моя лицо и руки жидким мылом с приторно-сладким ароматом персика. Даже набралась смелости и почистила им зубы. Лучше не стало, потому что теперь начало тошнить от запаха ненавистного с детства фрукта, как раньше от кислого привкуса во рту. Кажется, сейчас она согласилась бы и на горький кофе, которым её так усиленно пичкал психотерапевт, лишь бы избавиться от лёгшей на язык сладковатой плёнки.
Доктор Редхед нервно расхаживал по кабинету и не терпящим возражения жестом указал на диванчик, стоило ей покинуть туалет. Люси послушно опустилась на жёсткое сиденье, вцепившись пальцами в коричневый плюш обивки — надо было держаться хоть за что-то, чтобы не потерять остатки разума.
— Я не хотел говорить об этом, но, видимо, должен, раз ты сама не понимаешь элементарных вещей, — начал очередную лекцию психотерапевт, не замечая её состояние. — Нельзя подобным образом врываться ко мне в кабинет и прерывать сеанс — это вредит не только моим пациентам, но и моей репутации…
— Простите. Мне правда жаль, но, пожалуйста, не сейчас, умоляю, — почти застонала Люси, сжав ладонями виски — у неё было ощущение, что ещё пара таких фраз, и её голова просто взорвётся.
— Что случилось? — раздалось рядом и совсем другим тоном.
— Я увидела этот журнал в парке, — руки лихорадочно искали нужный разворот, пролистывая его несколько раз и снова возвращаясь. — Эта заметка. О смерти Миражанны Штраус. Я вспомнила.