Лабиринты любви

Он стоял на пороге, небрежно прислонившись к косяку, в костюме для верховой езды и сейчас больше, чем когда бы то ни было, напоминал дикого зверя, особенно с неизменным «волчьим» медальоном, неестественно ярко выделявшимся на темной поросли волос. Ноги слегка расставлены, усмешка не предвещает ничего хорошего.

Провалиться бы ему! Почему от одного его вида у нее подкашиваются ноги? Сара машинально завела руки за спину, вцепилась в спинку стула и, ощутив наконец хоть какую-то, пусть и ненадежную опору, величественно выпрямилась.

– Собственно говоря, я очень надеялась не столкнуться с тобой, дорогой. Как раз подумывала, не стоит ли окунуться в бассейне. Или помчаться куда глаза глядят, так, чтобы ветер бил в лицо. Познать наконец свободу… если ты, конечно, представляешь, что это такое.

– Ты никогда не была пленницей, Дилетта.

Руки, силу которых она успела узнать так хорошо, нетерпеливо согнули хлыст, взгляд прищуренных глаз не отрывался от лица Сары.

– И даже сейчас вольна выбирать и идти на любой риск. О какой скачке идет речь? Если твои требования не включают новую «хонду» или бриллиант в десять карат, возможно, ты сумеешь убедить меня снизойти к желаниям дамы.

Убедить… снизойти…

К счастью, Саре пока удавалось сохранить самообладание, иначе… иначе кто знает, что полетело бы в эту минуту в голову этого негодяя? Но девушка с достойным всяческих похвал хладнокровием несколько раз глубоко вздохнула, прежде чем ответить, тщательно выговаривая каждое слово:

– А тебе не кажется, что веселье слишком затянулось? Пожалуй, пора кончать спектакль. Ты, естественно, доказал то, что намеревался, и все это, должно быть, невероятно надоело как тебе, так и мне. Давай расстанемся друзьями и без взаимных претензий.

Господи, да она ли это произносит разумные речи, ведь внутри у нее все сжимается, а непослушное сердце отказывается смириться и колотится так, что даже в груди больно! Почему он по-прежнему молча смотрит на нее? Почему не скажет, не сделает что-нибудь такое, отчего к Саре мгновенно вернутся рассудительность и здравый смысл?

Наконец герцог заговорил, невозмутимо, бесстрастно, почти дружелюбно, но Сара, словно завороженная, не могла отвести взгляда от загорелых рук, которые продолжали гнуть и ломать хлыст.

– Значит, ты скучаешь, бедняжка? Так быстро надоело довольствоваться всего одним любовником? Торчать здесь, в глухомани, где нет ни дискотек, ни ярких ночных огней, ни готового на все режиссера или партнера, которые подсказывали бы тебе нужные реплики и правильные телодвижения? Учили бы кривляться перед камерой?

И хотя Марко не двинулся с места, Сара почему-то живо представила яростный ожог впившегося в грудь хлыста и, наверное, невольно отступила, потому что уголки его губ скривились в хищной ухмылке.

– Хорошо еще, что мне известно, какая ты неисправимая лгунья, иначе, возможно, тебе удалось бы разозлить меня. Но твой взгляд и то, как ты стоишь передо мной, в этом легком халатике, одновременно облегающем и открытом… кстати, что я вижу в этих лживых, бесстыдных глазах, Diletta miа? Неужели ты боишься хлыста и рубцов, которые он может оставить на твоей нежной загорелой коже? Или бросаешь мне вызов?

Сара продолжала стоять как вкопанная, только пальцы все сжимали спинку стула с такой силой, будто вот-вот переломятся. Но бежать было некуда. Девушка зачарованно следила, как Марко, пропустив сквозь пальцы туго плетенный хлыст, рассеянно провел им по ее плечам и между грудями.

– Весьма мудро с твоей стороны промолчать, tesoro mio. По-видимому, тебе не хуже меня известны ответы на все эти вопросы?

Рукояткой хлыста Марко приподнял ее подбородок, скользнул по ее шее, еще ниже, раздвигая отвороты наспех завязанного халатика, и прежде чем девушка успела остановить его, хлыст очутился у нее между бедрами.

– Не я, а ты лжец и лицемер, – прошептала она внезапно онемевшими губами. – Не смей!

– Нет? Но поскольку ты ясно дала понять, что мне никак не удается ублажить тебя, так, чтобы избавить от скуки, я невольно посчитал…

– Немедленно прекрати! Гнусный садист!

Но давление все нарастало, и Сара охнула от боли. Грязно выругавшись, Марко отшвырнул хлыст с такой силой, что тот вдребезги разбил вазу. Грубо дернув Сару за волосы, он заставил ее откинуть голову, а другой рукой привлек к себе. Опять этот беспощадный голос, скрежещущий, словно тупой нож по стеклу!

– Женщинам такого сорта, как ты, низким, продажным тварям, просто необходима в жизни некоторая толика садизма, как острая приправа к еде! Без этого все им кажется пресным! Нет, моя Дилетта, стой смирно, иначе я могу поддаться искушению дать отведать тебе этого хлыста! Сука! Потаскуха!

Он выкрутил ей руку, и Сара тихо вскрикнула.