Лабиринты мышления или учеными не рождаются

Но далеко не со всеми понятиями удается разобраться семиклассникам. И не только семиклассникам. В некоторых понятиях путаются даже очень взрослые дяди и тети. Опять же упомянули мы слово «конфликт». Один конфликтолог говорит, что конфликт — это острое столкновение. Другой — что в основе конфликта лежит противоречие. Третий — что конфликт может быть только между субъектами, а животное — не субъект. Четвертый — что в конфликте присутствуют эмоции. Пятый — что конфликт может быть не только между личностями, но и внутриличностный. Шестой — что конфликт может быть между группами. Седьмой, обескураженный таким разночтением, полуюмористически заявил, что вообще конфликт — это столкновение чего–то с чем–то… Нуда ладно, не будем сейчас перечислять все варианты. Оставим это психологам, социологам, конфликтологам и прочим «-ологам». Для нас сейчас важно, чтобы каждый из них не уподоблялся слепым, которые на ощупь «познают» слона. И один из них говорит, что слон — это хобот, другой — что это ухо, третий — что это нога, четвертый — что хвост, пятый… Понятно, что далее «по алфавиту». Если бы конфликтологи приняли то, к чему мы сейчас пришли, то они, уточнив, что разные люди понимают под словом конфликт, сказали бы себе и другим, как Спиноза: под конфликтом «мы лично» подразумеваем то–то и то–то, а вы как хотите.

Да, все это говорит об объективной сложности подобных вопросов. Конвенционализировать стихийные понятия — проблема. И все же все не так уж безысходно. Поскольку, как говорилось, мы можем постараться понять, какие признаки изначально придаются стихийному понятию народом или разными авторами, также вышедшими из народа.

ЦЕЛОЕИ ЧАСТИ

В научных и учебных материалах, наверное, наравне с родовидовым соотношением понятий встречается соотношение целого и его частей. Все, ну буквально все состоит из частей. Руки–ноги — это части тела. Квартира — часть дома. Деревья — часть леса. Принтер — часть компьютерной периферии. Провинция — часть страны. Юность — часть жизни. XX век — часть второго тысячелетия нашей эры…

В ряде ситуаций это соотношение может быть отображено изоморфно. То есть части и целое представлены, как в реальном предмете, пусть и менее подробно, но похожими на свой прототип. Банальным и в то же время ярким примером может здесь быть условное изображение фигуры человека в детском варианте: «палка, палка, огуре–чик — вот и вышел человечек». И частям, и целому в научных схемах придаются свои наименования. Такое изоморфное отображение используется очень часто в анатомии. В ботанике изображают лист и прожилки в нем как части листа. В технике рисуют детали мотора, то есть его части. Деталь, часть — здесь знак равенства.

При изоморфном отображении тоже должна учитываться психология восприятия. Части должны восприниматься как фигуры, хорошо выделяемые из фона. Для этого следует иногда пожертвовать натуралистичностью изображения (см. рис. 118. — Из кн.: Сапин М. Р., Би–лич Г. Л. Анатомия человека. Т. 2. Издательский дом «Оникс 21 век»: Альянс–В. М., 2001).

Рис. ПН

Левый надпочечник: 1 — верхние надпочечниковые артерии и вены; 2 — надпочечник; 3 — нижние надпочечниковые артерия и вена; 4 — почечная артерия; 5 — почка; 6 — почечная вена; 7 — нижняя полая вена; 8 — аорта; 9 — центральная вена надпочечника.

Но части и целое не всегда могут быть отображены изоморфно. Национальный состав учащихся в школе, химический состав морской воды, фауна леса… Здесь поможет известный уже нам способ — включение меньших рамок в большую. И здесь опять должно выполняться

главное правило — легкость выделения фигуры из фона, роль которого играют другие окружающие фигуры.

Сейчас мы возьмем фразу из «Манифеста Коммунистической партии» Маркса и Энгельса. Текст этой работы интересен своей глубиной и научностью в «констатирующем» плане. Из того, что не все идет по Марксу, не следует, что все в нем плохо. Даже то, что значительная часть человечества увлеклась его идеями, уже вызывает уважение, которое не должно исчезнуть с неудачными ее воплощениями и несимпатичными исполнителями. Человечество блуждает и вслед за многими другими «пророками». А марксизм интересен, например, и для Эриха Фромма, крупного американского психолога, причем отнюдь не марксиста. К социальной концепции Маркса с вниманием относились и другие явно великие умы. Когда марксизм насаждался, это было плохо. Но также плохо огульное отрицание. В «Комманифесте» явно есть рациональные зерна. Но нам он интересен еще и тем, что, при всей глубине, текст его труден и логико–графическое структурирование здесь должно проявить свои полезные возможности.