Лабиринты надежд

Теперь у едущей в ночном поезде дамы было все и впридачу почти сорок три года, за которые надо платить.

На светлой и пустой привокзальной площади иностранка взяла такси и попросила отвезти её в уютный тихий отель. "Для спокойного, уединенного отдыха", - добавила она с интонацией смирения и усталости.

- Охотно, синьора. - Пожилой бородач в мгновение оценил пассажирку. Он прекрасно знал, сколько стоят и в каких магазинах продаются надетые на неё шмотки. Ее плащ, сумка и элегантный кожаный чемодан говорили о хозяйке больше, чем лицо, которого "шеф" не разглядел. - Синьора предпочитает проживать поближе к воде или на холмике?

- Лучше у воды. Главное, чтобы место было красивое. Стоимость не имеет значения.

- Постараемся! - обрадовался водитель. - Уж чего-чего, а красоты тут на всех хватит.

... Милая, чуть заспанная девушка, принявшая позднюю посетительницу в пансионате "Вечерня сказка", предложила ей номер на втором этаже.

- Мы можем принять не более трех семей одновременно. Но уже неделю тут дожди и у нас проживает лишь одна синьора - наша давняя постоянная клиентка. - Девушка развернула к Ларе книгу записей с абсолютно чистыми графами. - "Мадам Лара Бонован, Швейцария", - записала Лара, знавшая наверняка, что предъявлять здесь паспорт ей не придется.

- Я думала, синьора литовка.

- Литовка? - Лара недоуменно подняла высокие брови. - По происхождению я полька. Но мой муж и семья живут в Лозанне. Мсье Бонован - известный врач. Он посоветовал мне отдохнуть в этих местах. Чарующий воздух. - Лара насмешливо улыбнулась в заспанное, бледненькое, но далеко не наивное лицо девушки.

Осмотрев комнаты - маленькую гостиную и спальню, Лара осталась довольна. Чисто, комфортабельно, по-домашнему уютно. Хорошая мебель, подобранные со вкусом картины и ковры. Абажуры персикового шелка на многочисленных лампах создают приятное, молодящее освещение. И огромное количество ваз для цветов. Пустых, не занятых, как в холле, искусственными букетами. Значит, гидша Фанни всерьез ознакомилась с ситуацией - жиголо должен засыпать свою возлюбленную цветами. "Скажу, что я не могу жить без ирисов. Или сирени. Пусть ищет", - подумала Лара. - "Или, лучше, эдельвейс? Романтично и недостижимо". - Она не удержала непонятно зачем вырвавшийся вздох.

Не став распаковывать чемодан, Лара быстро приняла душ и юркнула под легкое пышное одеяло. По карнизу стучал дождь, между тяжелыми шторами брезжил серенький утренний свет.

- Надо заснуть, - сказала она себе. - Заснуть, а завтра обо всем хорошенько подумать.

Минут десять она лежала с закрытыми глазами, стараясь расслабиться, но вдруг села, включила лампу на тумбочке и уставилась перед собой. - Да что же это, в самом деле, происходит? Что случилось со мной и всей моей благополучной и такой несуразной жизнью?

*Глава 14

Окружающие считали Валерию Борисовну Решетову незаурядной женщиной и не уставали выражать свои чувства письменно и устно, в виде тостов, комплиментов, подарков и прочих знаков внимания. Жена замминистра не считала это лестью. Она и впрямь обладала качествами, позволяющими занять командное положение в любой ситуации: борцовским характером, практичным, живым умом и, главное, - непоколебимым чувством собственного превосходства.

Свою жихнь Валерия сделала собственными руками - вот эту четырехкомнатную квартиру на Патриаших, дачу в Апрелевке, обстановку, библиотеку, круг интересных и полезных друзей. Даже карьеру мужа аспиранта института пищевой промышленности, сделала Валерия провинциальная девчонка-лимитчица, работавшая в пору знакомства с Петей Решетовым на кондитерской фабрике. Потом, конечно, она окончила институт, овладела английским, научилась устраивать роскошные приемы, на которых неизменно блистала, поражать именитых гостей эрудицией в области поэзии и литературы.

Кое-кто имел основание позлословить насчет показной образованности и нарочито барственных манер госпожи министерши, но не признать её красавицей мог только слепой.

Валерия Борисовна ничуть не удивлялась, что дочь пошла в нее, а не в отца, удачно синтезировав материнскую статность и классические черты лица с "мастью" Петра Наумовича - мужчины мелковатого и блеклого. Вместо сивеньких мягких волос, едва прикрывавших рано полысевший череп министра, за плечами его дочери развевался шелк льняной гривы, а на сметанно-белой коже проступал в минуты волнения яркий румянец.