Лабиринты памяти

Вот это поворот. Может, безликим не чужды любовь и симпатия, и, может, Блодвинг действительно прониклась к нему чувствами, но это вряд ли что-то меняет. Ада – убийца, и один бог знает, где проходят границы ее так называемой греховности. Убила ли она только Дженни или успела добраться до кого-то еще? Что ей понадобилось в Лондоне, в пансионе, в год, когда там каким-то чудесным образом оказались наследники обеих земель? Алекс хоть и заверял Нику, что беспокоиться не о чем, но сам все время думал об этом. Блодвинг была опасна, и, возможно, куда опаснее, чем он мог предположить.

– Я бы хотел обсудить эту тему со своими студентами, – сказал профессор. – Иногда в процессе дискуссии они выдают такие фантастические мысли, на которые мой преподавательский ум в силу скепсиса и ограничений давно уже не способен.

– Легко рассуждать свободно о том, что ты считаешь выдумкой, – предположил Алекс и потянулся к своему портфелю.

Профессор одобрительно кивнул.

– Значит, мои труды не пропадут даром и вам это может пригодиться. – Алекс извлек увесистую картонную папку и протянул Самартину. – Набросал вечером.

В ней лежали монохромные карандашные рисунки девушки-безликой. На одном – существо в своем истинном воплощении, безротое и слепое, на других – последовательность его превращений в другого человека. На деле Алекс не видел, как это происходит, поэтому подключил фантазию. Профессор восхищенно перебирал рисунки, к некоторым наклонялся ближе, желая лучше рассмотреть детали.

– Божественно, – воскликнул он, и его старческие глаза просияли. – Александр, вы талантливый человек, давно вам это говорил.

– Спасибо, – улыбнулся Алекс. – Это меньшее, что я могу сделать для вас за бесценные знания.

Самартин посмотрел на парня, и его лицо вновь стало серьезным:

– Мне бы очень не хотелось, чтобы terra погубила вас с сестрой. Вам предоставлена такая богатая жизнь. Вас всегда тянуло к искусству, к знаниям, вы вполне могли бы добиться колоссальных успехов без жертв и кровопролитий!

Поздно, профессор. Я всё просрал.

Алекс грустно усмехнулся и в который раз невольно представил себя сидящим здесь, в этом старинном, отделанном деревом кабинете, вместе с профессором, и всего лишь на мгновение этот образ стал таким реальным… Раньше он любил приезжать в Кембридж за несколько часов до назначенного времени, мечтательно бродить среди исторических корпусов, наслаждаться свежим воздухом, болтать со студентами о том о сем и погружаться в эту удивительную многовековую атмосферу знаний. И всякий раз, пусть и ненадолго, но Алекс становился частью этого завораживающего мира. Он хотел учиться архитектуре, читать лекции, ночами корпеть над чертежами старинных зданий, самому создавать историю. Эти мысли манили его со страшной силой с первых дней знакомства с Кембриджем и сейчас вновь тяжелым грузом оседали в голове. Если бы он только мог родиться в другой семье…

Самартин некоторое время смотрел на Алекса, и в его глазах ясно читались грусть и понимание. Затем он снова обратился к папке и выудил из ее недр рисунок, отличавшийся от остальных: на нем была изображена обнаженная девушка, повернутая к зрителю спиной; ее волосы были перекинуты через плечи вперед, являя взору стройную, тщательно прорисованную спину, покрытую глубокими увечьями. Самартин вопросительно посмотрел на Алекса.

– Пытался визуализировать еще один вопрос, которым задаюсь на протяжении последних недель, – объяснил Алекс. – Вы можете с потусторонней точки зрения интерпретировать феномен шизофрении?

– Речь идет о множественных личностях? – В голосе профессора скользнуло удивление.

– Возможно… Не знаю наверняка. Вот ты общаешься с человеком, и тебе кажется, что ты все время видишь его другим. Точнее, – Алекс запнулся, пытаясь тщательнее подобрать слова, чтобы не путать профессора, – вот смотришь на него: тело одно, жесты те же, а все равно ощущение, что перед тобой каждый раз кто-то другой. Я сначала так и думал, что это шизофрения, но человек по большей части нормальный, и он тоже из другого мира. Вот я и решил, а вдруг есть какое-то магическое объяснение…

– Одержимость – двойственная душа, – предположил профессор, скрещивая руки в замок на столе.

– Когда кто-то овладевает твоим телом, как… как… – Алекс растерянно забегал взглядом по стенам кабинета в поисках подсказки, – как призрак?

– Отчасти, – улыбнулся Самартин. – Зачем душе оставаться на земле после потери тела?

– Чтобы закончить дела? – неуверенно предположил Алекс. А что он еще мог сказать? В культуре этого мира именно так все и объясняется.

– Верно. В таком случае душа может вселиться в тело новорожденного, потому что на ранних стадиях жизни ей проще вытеснить из него его настоящую душу. А иногда младенцы рождаются и вовсе без души. В таком случае душа с незаконченными делами полностью становится владельцем нового тела. Человек растет, и она непосредственно влияет на его жизненный путь.

– Но я все равно не понимаю, как тогда возникает эта двойственность.

Профессор вздохнул и поверх очков посмотрел на Алекса: