Лабиринты памяти

На Блодвинг была объемная куртка цвета хаки, невзрачные джинсы и кроссовки. Она не оглядывалась – просто неслась вперед, придерживая рюкзак, болтавшийся на плече на одной лямке. У метро нырнула в подземный переход и выбежала на Пикадилли. Теряясь в догадках о том, что безликой понадобилось в центре Лондона, Ника шагала за ней, приклеилась взглядом к темной макушке Блодвинг и боялась моргнуть – лишь бы не потерять в толпе.

Мартовский Лондон разрывал пронизывающий ветер. Противный холодный дождь бил в лицо. Ника щурилась, на ходу утирала лицо рукавом, но ни разу не остановилась. Блодвинг нырнула в толпу и резко свернула на Сент-Джеймс-стрит. Ника сбилась со счета, сколько дорог пересекла, следуя за ней, сколько поворотов едва не пропустила. Блодвинг ни разу не запнулась, ни разу не сверилась с картой – просто неслась вперед, лавируя среди прохожих, оказываясь на переходах ровно тогда, когда загорался зеленый для пешеходов. Ника вспотела и расстегнула куртку, но капюшон снять побоялась – все ждала, когда безликая обернется. Она никак не могла понять, куда же держит путь Блодвинг, где ее конечная цель. Не полюбоваться же Трафальгарской площадью ей надо! И вот, в очередной раз свернув на соседнюю улицу, Ника резко затормозила. Блодвинг исчезла. Вот макушка маячила впереди, а вот ее уже нет. Ника в панике огляделась по сторонам. Она оказалась на Пэлл-Мэлл, улице, венчавшей район Сент-Джеймс, среди модных витрин с дизайнерской одеждой и арт-галерей в георгианском стиле – симметричных строений красной и бежевой кирпичной кладки с большими окнами и минималистичной лепниной на фасадах.

Выругавшись, Ника перешла дорогу и опустилась на лавочку. Она угрюмо уставилась на здание перед собой, размышляя о том, куда могла деться Блодвинг и что все-таки безликая здесь забыла. И тогда увидела ее. У здания напротив остановилось такси бизнес-класса, водитель открыл заднюю дверь. Нике даже не нужно было присматриваться – сразу узнала. Почувствовала или, может, уловила запах – не понимала, как это работает, но она всегда ее узнавала, даже если та стояла в толпе. Рита поправила меховое манто, взяла сумочку и, виляя бедрами, поднялась по ступеням. Швейцар открыл ей дверь, подняв фуражку, поклонившись и протянув к ней руку, видимо, захотев коснуться. Так всегда было. Со всеми мужчинами – неважно, к какому классу они принадлежали. Рита одарила его фирменной улыбкой (Ника не видела, но по памяти могла воспроизвести каждый изгиб ее губ) и зашла внутрь.

Вот это номер.

Ника не помнила, сколько просидела на той лавочке – замерзшая и совершенно потерянная, – но, когда поняла, что Рита не собирается выходить (пятый час, время для чая – у нее, правда, без чая, но с игристым), ушла и всю ночь промаялась, недоумевая, почему Блодвинг привела ее к дому матери. Ника даже не знала, что Рита теперь живет там. Она строила теории одна безумнее другой и в то же время понимала, что волнует ее совсем не это. То, что Ника почувствовала, увидев мать спустя столько месяцев, то, как заныло ее сердце, как забурлила кровь и вспыхнула эта ужасная, незваная надежда, казалось бы, давно задушенная и похороненная, – вот это было по-настоящему отвратительно. Ника поклялась себе навсегда забыть о прошедшем дне, но уже следующим утром снова сидела на той лавочке, остервенело перебирая пальцами пузырек с таблеткой в кармане куртки.

Здание оказалось фешенебельными апартаментами, и Нике оставалось лишь гадать, кто платит за них. И где она сейчас работает? Снова в галерее? Или вернулась к консультациям леди по части интерьеров? Рита обладала отменным вкусом, разбиралась в искусстве и стиле, и эти ее знания вкупе с обаянием и совершенной, абсолютной, магнетической очаровательностью притягивали богатых дамочек и их мужей. Когда между ними все разладилось, Ника до ужаса завидовала этим незнакомым людям, получавшим внимание матери, – пусть даже они и купили его.

Ника ненавидела себя за это и тем не менее несколько дней кряду приезжала сюда в надежде снова увидеть мать. Убеждала себя, что хочет проверить чувства, все ждет момент, когда ничего не екнет, когда ей станет настолько все равно, что ладони прекратят потеть, она забудет про пузырек и наберется смелости, чтобы перейти дорогу, позвонить в ее апартаменты или подождать у входа, когда она вновь выйдет на улицу.

Зачем? Что скажет? Не знала. За эти годы ничего не изменилось. Все стало только запутаннее. Не думала же она в самом деле, что Рита смилостивится и выслушает ее. Обнимет и поможет во всем разобраться.

Нет. Конечно нет.