Судьбоносное знакомство произошло, когда с помощью шамана мигом зарубцевались все язвы и Даши был какой-то период времени абсолютно здоров. Но надо же было случиться новой беде! После чудесного излечения множество рубцов «взбунтовались», и их грубая ткань почти уничтожила эластичную подвижность желудка и кишечника, то есть перистальтику. И опять надолго обрушились новые страдания и жуткие неудобства совместной жизни. Но Татьяна без малейшего ропота вынесла всё. Юная, слегка избалованная студентка на долгие месяцы стала и домашней медсестрой, и санитаркой, и сиделкой, пока Даши и врачи не решились ещё на одну, уже четвёртую операцию на израненной плоти. После долгих мучений на этой непростой операции окончательно завершился отсчёт семилетней болезни.
А тогда в океан любви чистой и полноводной рекой влилось на всю жизнь трепетно-терпеливое чувство жены-студентки, безгранично преданной больному, в ту пору обычному автору плакатов из простой, хотя и очень мастеровой семьи. Но от «трудов праведных», как повелось на Руси, не воздвигнешь «палат каменных». Татьяна же вошла в жизнь юноши совсем из других «палат». Она дочь партийного работника. А это при социализме была особая номенклатурная каста, которой, правда, не было в традиционном бурятском «табеле о рангах», где самым достойным считался род кузнецов – укротителей огня и металла. Таню ничто не могло остановить, и она упорно следовала голосу своего сердца. Думаю, к ней в полной мере относится одно из моих стихотворений:
«В тебе любви и радости…»
В трудный период болезни поддерживали Даши и его одногруппники. Благо группа художников в красноярском институте была всего человек семь. Повезло Даши и с настоящим Учителем, что в нашей жизни бывает не так уж часто. Им стал сильный педагог, а главное, настоящий Человек и скульптор, академик– секретарь Сибирско-Дальневосточного отделения Академии художеств СССР, народный художник РСФСР, лауреат Государственной премии Лев Николаевич Головницкий (1929–1994). Уже по вступительному рисунку он отметил для себя огромный талант Даши и, несмотря на преклонный возраст и проблемы со здоровьем, остался преподавать, хотя в планах у него было другое.
Лев Николаевич восхищался необычной скоростью, с какой Даши усваивал материал и обгонял студентов и даже аспирантов по уровню мастерства. Уже за два года до окончания института академику было ясно: юный скульптор превзошёл всех и дальнейшая его учёба бессмысленна. Тогда он утрясает вопрос в Москве, выделяет гениальному студенту отдельную мастерскую и забирает его досрочно готовить дипломную работу. При этом удовольствие от работы получали оба участника. Даши перенимал опыт, а не очень здоровый мэтр радовался, что может через своего подшефного с гениальной точностью выразить в произведении свои замыслы, которые, как стало ясно через два года, были последними. Полюбила юное дарование из Бурятии и даже нередко готовила ему диетические блюда жена мэтра, немка по национальности, замечательная душевная женщина, как вспоминал сам Даши, Энрика Эмильевна Эгерт.