Повезло Даши и в юную улан-удэнскую пору. Его привечал у себя в мастерской и позволял следить за своей виртуозной работой другой замечательный скульптор, заслуженный художник РСФСР, народный художник Бурятии, академик Геннадий Георгиевич Васильев (1940–2012). А ещё раньше, когда Даши был школьником и пропускал из-за болезни занятия месяц за месяцем, с ним подружился простой, без регалий, но очень чуткий и отзывчивый человек, преподаватель литературы в интернате Николай Фасович Кряжев. Он привил пытливому школьнику любовь к русской и бурятской классической прозе и к стихам, но, что не менее важно, он буквально сражался с педагогическим советом интерната, чтоб они не травмировали больного подростка и не оставляли на второй год. Только благодаря его заступничеству, несмотря на огромное количество пропусков, Даши всё же вовремя закончил школу. Но аттестат аттестатом, юноше предстояло после окончания школы решить ещё одну немаловажную задачу – ни много ни мало остаться в живых. С помощью лекаря шамана, духов предков, своей родной семьи, а на финишном этапе и Татьяны несгибаемый потомок рода кузнецов успешно решил эту главную задачу.
Сложные чувства одолевали меня после знакомства с богатейшей духовной стороной жизни скульптора. С момента пересечения в Лондоне нашего пути со звёздной орбитой большого мастера прошло полгода. Но настолько же сильно за это время изменился вектор «созревания» нашей галереи, сколько произошло, казалось бы, случайных благостных совпадений. Это и неожиданный выбор темы открытия первой выставки, и совершенно случайное моё попадание на родовой молебен, и знакомство с новым пластом в творчестве мастера и его семьи с куклами, и приход долгожданных скульптур из Москвы именно в тот день, когда Даши собирался из Улан-Удэ заехать в Иркутск перед вылетом в Лондон. Это событие вылилось не только в масштабную пресс-конференцию с участием всех иркутских телевизионных каналов, причём один из сюжетов попал даже на общероссийский канал «Культура».
За два месяца до открытия галереи неожиданно, по-моему, даже для самой себя, во время случайной встречи, заместитель губернатора и самая давнишняя покровительница моих начинаний в сфере организации минивыставок Лариса Иннокентьевна Забродская предложила начать с бурятской тематики. Ей вдруг пришла идея приурочить наше открытие к традиционному бурятскому празднику – Ёрдынским играм. И хотя в дальнейшем связки галереи и праздника практически не получилось, идея оказалась весьма плодотворной. И не только потому, что скульптуры Даши в сочетании с бронзовыми скульптурами других бурятских мастеров стали основой выставки, получившей весьма поэтичное название «Душа Азии», но и потому, что мои предки по отцовской линии хоть и были евреями, но жили и процветали именно в Бурятии. Первая выставка – дань уважения их дорогой для меня памяти. Я впервые соприкоснулся с искусством замечательных бурятских художников: Аллы Цыбиковой, Жамсо Раднаева, Зорикто Доржиева. И был поражён, насколько живопись наших ближайших соседей самобытна и отличается от иркутской, да и вообще от сегодняшней академической российской школы. Данное отличие не меньше, чем между строгим, почти аскетичным убранством церквей и радостно-цветным, солнечным обликом дацанов. Так же отличен закрытый от постороннего взора внутренний мир бурят с культом предков, с прочными семейно-рядовыми связями, с непохожей на наше храмовое пение музыкой, исполняемой ламами и шаманами.
Что ни говори, наше почтение к предкам, проявляемое, как правило, только в родительские дни, когда все устремляются на кладбище, причем не столько для молитв и душевного общения, сколько для хозяйственных дел, а иногда и для увеселения, – совсем не то же самое, что описанный мной родовой молебен бурят. Может быть, и наши предки так же, как в случае с Даши, недовольны невнимательным отношением к ним, и поэтому мы безбожно теряем такое огромное количество мальчиков и юношей? Беспристрастная статистика свидетельствует, что у наших соседей намного меньше потерянных и брошенных детей, и браки прочнее.
Далеко нам от формального восстановления пустующих храмов до истинной веры, с которой я столкнулся в Бурятии. Не потеряло, думаю, актуальности моё стихотворение о формализме в вере: