Лабиринты судьбы. Между душой и бизнесом

Не тем, Господь, могуч, непостижим
Ты пред моим мятущимся сознаньем,
Что в звёздный день Твой светлый серафим
Громадный шар зажёг над мирозданьем…

Нет, Ты могуч и мне непостижим

Тем, что я сам, бессильный и мгновенный,
Ношу в груди, как оный серафим,
Огонь сильней и ярче всей вселенной.

Меж тем как я – добыча суеты,

Игралище её непостоянства, —
Во мне он вечен, вездесущ, как Ты,
Ни времени не знает, ни пространства.

Хорошую по тем временам трёхкомнатную квартиру в Иркутске, полученную мной на заводе, мы с женой разменяли, причём у меня осталась небольшая однокомнатная, практически без мебели, без ремонта и лишь заваленная любимыми толстыми литературными журналами, которые было жалко выкинуть.

От получения квартиры в Свирске я, к полному недоумению заводчан, наотрез отказался, зная, что, скорей всего, ненадолго задержусь в этом загаженном городке без цветов и птиц, хотя и с хорошими открытыми людьми. Многие из них, правда, страдали от извечного российского недуга. Но не выпивать в их жуткой экологии было нельзя. Ходила там даже поговорка: «Кто не пьёт – не живёт». Я наглядно убедился в истине, свидетельствующей об очищающем действии алкоголя в экстремальных условиях.

Через два года я вновь возвратился в Иркутск. Не забуду разговор той поры с одним старшим товарищем о жизни, о новой семье, его дружеский допрос с целью оценки моих шансов на приличную невесту из его еврейско-интеллектуального круга. Занятно, что моя высокая самооценка при беспристрастном взгляде со стороны не подтвердилась.

Из всех возможных богатств, привлекательных для приличного общества, как оказалось, у меня не было ровным счётом ничего, включая и сбережения. Только однокомнатная запущенная квартира в отдалённом районе, очаровывающем меня лишь близостью леса, залива и пением птиц. Ни автомобиля, ни дачи, ни мебели, ни хорошего телевизора или видеомагнитофона – в общем, ничего. Да ещё и набранный лишний вес, грань депрессии и неважное самочувствие.

Интересно, что в эту же пору непрошеный взгляд со стороны высказал и замдиректора по кадрам недавно ещё родного радиозавода. Остановив меня буквально на улице и спросив для приличия, как дела, он на одном дыхании вдруг огорошил тем, что ещё недавно, оказывается, завидовал и тому, что у меня красивая жена и замечательный сынишка, и что я – самый успешный начальник цеха, а потом и кандидат наук, и что у меня – быстро полученная на заводе большая трёхкомнатная квартира, да в придачу и абсолютная редкость для того времени, почти правительственная машина «Волга» ГАЗ-24. «А теперь, – с чувством удовлетворения отметил он, – завидовать нечему, всё как-то разом испарилось, и даже внешне ты теперь неспортивен».

Подумалось: «Хорошо, что он ещё не знает, что я, переехав в Иркутск из Свирска, не связываюсь с ремонтом своей одинокой и нелюбимой берлоги, а живу в основном у мамы, тоже в однокомнатной небольшой квартирке, и сплю, вот уже более полугода, на раскладном кресле».

Ох, как подходит к описанию моего душевного состояния поэтичный заголовок замечательной книги бывшего заключённого, а позже легендарного золотодобытчика Вадима Туманова: «Всё потерять и вновь начать с мечты».

Но, к счастью, недоброжелательные эти разговоры не сильно влияли на настроение. Во-первых, потому что я был совершенно равнодушен ко всем материальным благам. Как писал Владимир Маяковский: «…и кроме свежевымытой сорочки, скажу по совести, мне ничего не надо».

Правда, кроме сорочки нуждался я в удобных кроссовках для походов по лесам и рекам. Хотя душе для полёта не надо и этого. А душа и тогда была в полёте. Я только что закончил вторую книгу – о коллективном подряде, уже по заказу всесоюзного издательства «Экономика» в Москве, с солидным тира жом и немалым гонораром. Быстро продвигалась и докторская диссертация.

Самочувствие, действительно, неважное, но не в той степени, чтобы заметно страдала работа. Не был я уже давно прикован к цеху с его сверхпринудительным ритмом, а любая другая работа на его фоне казалась почти отдыхом.

Тем не менее к моменту создания собственной фирмы я находился, даже по социалистическим меркам, ближе ко дну материального благополучия, чем к середине. Но тогда израненная утратой душа, с постоянными пьянящими полётами во сне, должно быть, чувствовала будущие успехи. Я совершенно не задумывался о материальной стороне жизни. И в этом, по– видимому, также есть своя поэзия.