Лабиринты судьбы. Между душой и бизнесом

Навсегда запомнилось и первое знакомство с лесной дорогой, сплошь усеянной колющими босые ноги шишками, иглами, испещрённой морщинами трещинок и венами корней. И эта картина природы воспринималась мной тоже как вечная, существующая до нас и после.

Песочницу я, конечно, быстро перерос, а любовь к дорогим сердцу лесным и, как выяснилось, лечебным дорогам осталась навсегда.

Может, не случайно так схожи слова «дороги» и «дорогие».

Много позже, не по дорогам, а по поэтическим сборникам, я набрёл на стихотворение Ивана Бунина, которое сразу же раз и навсегда запало в душу:

И цветы, и шмели, и трава, и колосья,
И лазурь, и полуденный зной…
Срок настанет – Господь сына блудного спросит:
«Был ли счастлив ты в жизни земной?»

И забуду я всё – вспомню только вот эти

Полевые пути меж колосьев и трав —
И от сладостных слёз не успею ответить,
К милосердным Коленам припав.

От тяжёлых мыслей всегда спасала и, к счастью, спасает по сей день высокая активность во всём, и в первую очередь движение. Если на душе или в теле тяжесть, то спасение одно – поход, не помеха даже и ночь.

Собственно, физическая активность и является по жизни главным лекарем. Примером тому служит и отец, и его родной брат. Оба они фанаты пеших прогулок. Отец, гуляючи, перешагнул 90-летний рубеж, поход у него почти каждый день. Правда, последние месяцы уже только с водителем. Брат его, Леонид Яковлевич, в свои 88 лет совершает двух-, трёхчасовые походы один, да ещё четыре раза в неделю парится в бане вот уже лет двадцать пять. Это позволяет ему ещё, как я уже упоминал, работать, ездить по миру и водить машину. Немало душевному здоровью могут способствовать и стихи, показывающие вечную жизнь души и обыденность смерти.

Видали ль вы преображённый лик
Жильца земли в священный миг кончины —
В сей пополам распределённый миг,
Где жизнь глядит на обе половины?

…Но вот – конец! – Спокоен стал больной.

Спокоен врач. Сама прошла опасность —
Опасность жить. Редеет мрак земной,
И мёртвый лик воспринимает ясность.

…Здесь, кажется, душа, разоблачась,

Извне глядит на это облаченье,
Чтоб в зеркале своём в последний раз
Последних дум проверить выраженье.

Но тленье ждёт добычи – и летит

Бессмертная, и, бросив тело наше,
Она земным стихиям говорит:
Голодные! Возьмите: это ваше!

Это несколько строф из стихотворения Владимира Бенедиктова «Переход», а вот – из произведения Бориса Пастернака «В больнице»:

…Как вдруг из расспросов сиделки,
Покачивавшей головой,
Он понял, что из переделки
Едва ли он выйдет живой.

…«О Господи, как совершенны

Дела Твои, – думал больной, —
Постели, и люди, и стены,
Ночь смерти и город ночной.

Я принял снотворного дозу

И плачу, платок теребя.
О Боже, волнения слёзы
Мешают мне видеть Тебя.

Мне сладко при свете неярком,

Чуть падающем на кровать,
Себя и свой жребий подарком
Бесценным Твоим сознавать.

Кончаясь в больничной постели,

Я чувствую рук Твоих жар.
Ты держишь меня, как изделье,
И прячешь, как перстень, в футляр».

В ясельном возрасте, говорят, я был слаб. Даже свою большеватую для той поры голову долгое время держал неровно. Но уже в садике помню, как соотношение силы и статуса среди сверстников менялось в мою пользу. Соответственно менялась и оценка воспитательницами моего поведения.