Лабиринты судьбы. Между душой и бизнесом

Как-то раз отец, привыкший слышать только похвалы в мой адрес, вдруг явился из детского сада разгневанный моим, как выразилась воспитательница, хулиганским поведением. Ох и не любят ни воспитательницы, ни учителя самых активных детей. Тогда я научился хитрить. Нередко в сончас меня, плохо спящего, начали поднимать и заставлять стоять возле своей раскладушки. Мне это надоело, и я придумал трястись, будто на нервной почве. Воспитательницы в панике перестали наказывать: как бы чего не вышло с четырёхлетним ребёнком. На грани такой же нелестной оценки поведения пролетели и все самые незабываемые школьные годы.

Один из родственников года за полтора-два до школы подарил мне маленькие гантели и показал упражнения, которые я делал старательно каждый день. Может быть, благодаря им и природной неугомонности, доставшейся от предков, в первом классе и в уличном окружении друзей-приятелей я оказался практически самым сильным.

И так продолжалось до седьмого класса, пока к нам в класс не свалились на целых два года, как снег на голову, человек восемь второгодников… Вот уж где мне пришлось пройти, пожалуй, самую серьёзную в жизни школу «народной» дипломатии и с ними, и с их дружками – школьными авторитетами.

Они были лихими и ранними,
Напоказ окружающих ранили,
Вундеркинды, но не в математике,
А в питейно-табачной грамматике.
Близнецы по ухарским привычкам,
Различали друг друга по кличкам,
Для семей не хватило им трезвости,
Не в Христе повзрослели, а в мерзости,
Сбившись в стаи, сивухой разящие,
Они первыми заняли… кладбище.

Сила и характер позволяли мне занимать лидерские позиции и в классе, и в пионерских лагерях. Но в минуты одиночества, например во время засыпания, всё равно периодически накатывала на меня вселенская тоска с липкими мыслями о неминуемости смерти.

Как назло, не добавлял спокойствия и наш дачно-садовый загородный участок в семь соток, купленный, когда мне было семь лет, за семьсот рублей при финансовой помощи, как сейчас помню, папиных родителей. Памятно, что они к тому же своими умными руками, умеющие, в отличие от нас, очень многое, сколотили насыпной домик и поставили печь. Но беда в том, что находился участок не только рядом с прекрасным лесом и озером Каштак (ныне, к слову сказать, слитому, наверно, с целью захватить земли), но и в непосредственной близости от главного городского кладбища. Страшно мучительно было слышать в день по нескольку раз звуки печальной похоронной музыки, тем более что спасительное окружение сверстников в том месте было большой редкостью.

Ох и тяжёлое это было бремя для моей души. Спасала только физическая работа. Это и поливка, естественно, вручную, вёдрами из бочек, и корчевание деревьев. Нравилось мне соревноваться с самим собой, считать вёдра. Помню рекорды – пятьдесят… семьдесят… сто вёдер поливки. Это тонна вытасканной воды в 11–13 лет. Ставя садовые рекорды, я знал, что бабушка обязательно не только сама отметит, но и похвалит перед роднёй. А ещё я представлял, как будет гордиться моим достижением любимая мною тогда девочка.

Впервые романтическое, достаточно яркое чувство завладело моей душой в пять лет, причём влюбился я… во сне. Мне приснилась живущая через несколько дворов от нас белокурая, кудрявая, с огромным бантом на голове и большими голубыми глазами соседская девочка, которая, всегда опрятная, проходила с мамой за ручку мимо нас, чумазых и, извиняюсь, сопливых пацанов.

Я любовался издалека этим ангельским творением и даже не мечтал познакомиться. Она казалась мне пришелицей с другой планеты. Лет в восемь я даже выучил стихотворение Константина Ваншенкина «Мальчишка», представляя её и, конечно, себя:

Он был грозою нашего района,
Мальчишка из соседнего двора,
И на него с опаской, но влюблённо
Окрестная смотрела детвора.

Она к нему пристрастие имела,

Поскольку он командовал везде,
А плоский камень так бросал умело,
Что тот, как мячик, прыгал по воде.

В дождливую и ясную погоду

Он шёл к пруду, бесстрашный, как всегда,
И посторонним не было прохода,
Едва он появлялся у пруда…

…Легли на землю солнечные пятна.

Ушёл с девчонкой рядом командир.
И подчинённым было непонятно,
Что это он из детства уходил.