Лабиринты веры

– Да, гибкий. В ближайший час я могу и передумать.

– Надо же, мужчина, который не знает, чего он хочет, и путешествует при этом налегке? – Она слегка флиртовала с ним. Увидев озадаченное выражение на его лице, добавила: – Без багажа?

– Да, без багажа. – Он практически не смотрел на нее. Его взгляд скользил по залу в поисках знакомого лица.

Пройдя досмотр, Рассел решил осмотреть выходы авиакомпаний «Бритиш эруэйз», «Люфтганза» или «Дельта». Мари сказала, что Клэр летит в Париж. Но он допускал, что она может завернуть в Милуоки, чтобы сбить всех со следа. И еще он знал, что международные рейсы вылетают также и из других терминалов. Невыполнимость задачи едва не вынудила его все бросить.

Рассел плюхнулся в кресло у пустого выхода. Его взгляд не отрывался от проходивших мимо людей.

«Она где-то здесь. Иди дальше».

Он был так поглощен поисками, что не услышал, как его имя прозвучало из громкоговорителей. Посадка на рейс в Гонконг закончилась, а его на борту не было. Черт… Он обнаружил свое присутствие в аэропорту – если она умна, то все поймет и спрячется. Хуже не придумаешь! Рассел встал и увидел бар по другую сторону прохода. Маленький непримечательный бар с длинной стойкой и несколькими столиками в глубине. Такой, когда все в выигрыше. Если ее там не окажется, он купит себе выпить и будет разглядывать прохожих и решать, каким станет его следующий шаг, наверное, двухсотый по счету.

Рассел заказал «Сэр Адамс» и сел за стойку вполоборота к входу, чтобы видеть проходящих мимо людей. Он уже собирался звонить Джоанне, когда увидел за самым дальним, почти скрытым от взглядов столиком женщину с темными волосами. Когда она повернула голову, он увидел ее лицо.

К ее столику подошел официант.

– Еще порцию виски, пожалуйста, и стакан воды, – сказала она.

– И мне воды, пожалуйста. – Рассел слез с табурета и сел рядом с ней. – Улетаешь? Так скоро? И без Мари?

Женщина провела рукой по волосам и заправила одну прядь за ухо. Она была шокирована, но пыталась скрыть это. Получалось у нее плохо.

– Что? – Она покраснела, ее щеки пылали.

– Удивлена, что я нашел тебя?

Официант принес напитки и ушел.

– Ты же следователь, – ответила она. – Как это я не сообразила, что ты сложишь два и два… – Она огляделась. – Ты один? Без свиты, чтобы арестовать меня?

Рассел, обхватив рукой бутылку пива, проигнорировал ее вопрос.

– Расскажи, зачем ты все это сделала. Мне нужно услышать это от тебя.

– Что конкретно ты хочешь услышать? Зачем была нужна эта охота? Зачем были нужны убийства? Почему я не мертва? – Из динамиков снова прозвучало его имя. «Последнее приглашение на рейс в Гонконг». Она улыбнулась: – Это тебя? В Гонконг. Иди.

– Я подожду. Так что ты говорила?

– Та женщина, что погибла вместе со священником… Она была таким же человеком, как ты или я. Со своим внутренним миром, со своей душой. А ее убили ни за что. – Она всплеснула рукой. – И то, что она была одинокой, без семьи, и что никто не забрал ее тело, делает это убийство еще хуже. Убили, раздели, унизили…

– Как я предполагаю, это случилось лишь потому, что она случайно стала свидетельницей убийства священника?

– Предполагаю, что ты прав. Вполне возможно, что с ней был ребенок, девочка. Вполне возможно, что те четверо собирались убить и девочку – ведь она тоже свидетель. – Она повернулась к нему. – Вполне возможно, они пытались убить ее, но один из них схватил ее…

Рассел склонил голову набок.

– И поэтому вы постоянно были в бегах? Они искали ребенка?

– Во всяком случае, Куинн. Остальные, возможно, не так усердствовали. – Оба помолчали. – Знаешь, где тело женщины? – Он покачал головой. – В безымянной могиле на кладбище недалеко от порта Ричмонд, здесь, в Филадельфии.

– Так почему же ты не выяснила ее имя, раз так этого хотела? Почему не разоблачила Коннелли, Оуэнса, Сондерса и Куинна? Не поставила на ее могилу надгробие? Не приносила туда цветы? Зачем надо было устраивать все это?

Она хмыкнула.

– Замечательная идея. А ты не допускаешь, что я ходила к Коннелли, чтобы поговорить, разобраться? Узнать ее имя. Сначала я думала пойти к Россу, но тот устроил бы жуткую шумиху – стал бы звонить всем родственникам. Ну ты понимаешь…

Рассел отпил воды, к пиву он практически не притронулся.

– И?..

– Ты не допускаешь, что Коннелли, хотя и был священником – я считала его самым сострадательным из всех, – не испытывал особого раскаяния? Ни оправданий. Ни сожалений. И никаких сведений. Только забота о собственной шкуре. Он даже угрожал мне. – Ее глаза вспыхнули гневом, как будто все повторялось. – Возможно, это сдвинуло что-то у меня внутри. Я – дочь лицемерия и тайны. Поэтому уладила это дело так, как умела. – Остальное осталось недосказанным. – Ты выяснил ее имя? – Ее огромные глаза были полны надежды.

Рассел покачал головой:

– Пока нет. У меня есть кое-какие наметки…

– То, что ты рано или поздно выяснишь его, значит для меня все, хотя меня уже не будет здесь, чтобы увидеть, как за ней приедут родственники и увезут ее в родные края.