Лабух

— Нет… — едва выдохнул я, сам ошарашенный тем, что все произошло так быстро. — Подожди…

— Я больше двадцати лет жду…

— Подожди еще минут двадцать…

— Ты думаешь, что получится?..

— Я ничего не думаю, здесь не нужно думать… Твоя проблема в том, что думаешь… Про что ты сейчас думала?

— Про то, что я проститутка…

— И как тебе быть проституткой?

— Никак… Как и не быть проституткой…

Сумочку на плече Зоя поправила, а платье, задранное до грудей, не поправляла — пупок у нее был такой же, как у Ли — Ли, будто один и тот же акушер отрезал пуповину…

— Сними платье, — сказал я, выпутываясь из подранных Дартаньяном штанов.

Она сняла сумочку, стянула через голову платье, а сумочку опять повесила на плечо.

— Что у тебя там?

— Ничего… Я просто думаю, что так должна выглядеть проститутка… Голая, на шпильках и с сумочкой на плече…

Я обнял ее за талию, такую, как у скрипки, провел в комнату к кровати, нагнул — она накинула ремешок сумочки на шею и уперлась в угол кровати руками. В сравнении с «профессоршей», горой мяса, земным страшилищем, Зоя выглядела гостьей небесной — плавно–гибкая, матово–белая в красных босоножках на шпильках, с красной сумочкой…

— Расставь ноги и прогнись… Стой так..

Я вернулся в прихожую, где Дартаньян покосился на моего романчика, и нашел две веревки, на одной из которых пытался повеситься Максим Аркадьевич, а другую, новую, предлагал мне… Я обещал Максиму Аркадьевичу показать фокус с веревками.

Одну веревку я завел Зое с шеи в подмышки — вышли вожжи.

— Теперь отведи ногу в сторону и назад и заржи…

— Роман, я проститутка, а не кобыла…

Я стеганул ее другой веревкой по ягодицам — на матово–белой коже сразу вспухли розовые полосы.

— Ты кобыла! — стегнул я еще раз — и розовые полосы на ее ягодицах легли крест–накрест. — Молодая, необъезженная, дикая кобыла! На вольной воле в чистом поле с табуном жеребцов! Они все тебя хотят, один только что покрыл тебя, но он был не тот, которого хотела ты! Тот носится по краю поля, храпит, встает на дыбы, из него оглоблей выпирает член, из которого прыскает сперма, и ты хочешь его, жаждешь, соблазняешь, расставляя и выгибая крестец, на который он вот–вот вскочит, навалится с пеной и храпом всей своей мускулистой, потной разгоряченностью, а ты все ждешь, в тебе все дрожит, трепещет сладко в груди, в животе, в матке, и ты приподнимаешь одну ногу, приподнимаешь другую и ржешь, ржешь, подзывая его, ну!!. — и я, дернув вожжи, хлестанул ее веревкой по спине.

— И–го–го… — тихо сказала Зоя, вздрогнув от боли, и ее стало мелко колотить. — И–га–га, и–го–го… Это смешно, Роман… И–га–га, и–го–го… Не могу, не выходит… И–га–га, и–го–го… Роман, это смешно… И–го–го, и га–га… Прости, не могу… И–го–га-ха–ха…

Зоя хохотала… Она стояла передо мной, прогнув спину, вдоль которой не розовел, а кровенел след от веревки, и заходилась тем же смехом, которым заходилась в ванной, увидев моего пораненного, спрятанного в опухоли, романчика. Посмотрев в зеркало шкафа, я увидел себя — голого с обвислой веревкой в руках и таким же обвислым, совсем не похожим на оглоблю, романчиком — и вынужден был признать, что здесь есть с чего смеяться. Меня также затрясло от смеха.

— Зоя, тебя под Герб Державы надо…

Фокус не удался, Максим Аркадьевич мог вешаться на своих веревках… Я кинулся, потянув за собою Зою, на кровать, и мы качались на ней, обнявшись, качались и гоготали, гоготали, как сумасшедшие, — и пошли вы все, панки, шигуцкие, красевичи кобыле под хвост!.. А в прихожей захлебывался, лая, Дартаньян.

Сумочка у Зои, пока мы качались, расстегнулась, из нее что–то выпало и свалилось с кровати, стукнувшись об пол.

— Иди ко мне, — притихла Зоя. — Иди, я хочу… Так, как жеребец и кобыла…

— Там что упало? Пистолет?..

Про пистолет я наугад спросил, просто что–то стукнула об пол, как железо, почему не пистолет? И Зоя ответила:

— Пистолет… Лидия Павловна спрятать дала, все никак не придумаю, куда его девать…

«Вы куда пистолет подевали?!.» — грозно встал надо мной слуга закона Потапейко.

Я перекатился на край кровати, глянул — на полу лежал пистолет. Тот самый, который показывали мне в квартире Рутнянских фикусолюб с ассиметричным, Алексей Викторович Матвиенко и Тихон Михайлович Лупеха. Свидетели по моему делу…

— Куда не спрячу, боюсь, что найдут… И с собой ношу и боюсь, — поднялась Зоя и запихнула пистолет опять в сумочку. — Иди ко мне, я хочу… Только не тузи так веревками, саднит…

Желание во мне опало, не поднявшись.

— Тебя не веревками нужно… Тебя… я не знаю, чем… Ты что делаешь, Зоя?.. Ты же не Ли — Ли, ты взрослая, умная женщина…

— Так Лидия Павловна и дала пистолет мне, а не Ли — Ли. Мы зашли к ней, а тут звонок в дверь — милиция! Ли — Ли открывать пошла, а Лидия Павловна сунула мне пистолет в сумочку: «Спрячь, у тебя искать не будут…»

— Ну и выкинула бы его к чертовой матери!..

— Она спрятать дала, а не выкидывать! А на следующий день уехала…

— Куда?

— Не знаю, куда. Никто не знает. Меня здесь не было на другой день, Лидия Павловна принесла Ли — Ли ключи от квартиры и попросила, чтобы мы собаку посмотрели, пока она не вернется.