Лабух

— А как же Марья Георгиевна? — удивленно поинтересовался управляющий одного из ресторанов, когда я пришел договариваться о выступлении в их ресторане.

— Скоропостижно, — подержал драматическую паузу, — вышла замуж!

— Шутник вы! — облегченно вздохнул тот. — Но все же, согласитесь, досадно. Публика у нас в основном мужская, им было бы приятно видеть на сцене даму. Тем более такую!

— Увы, чего нет, того нет!

— Что же поделаешь. В таком случае, могу предложить вам ближайшие среду и четверг. Если ваше сольное выступление понравится посетителям, то можно будет поговорить о более длительном контракте.

— А вы, значит, сомневаетесь, причем настолько, что не дадите выходных?

— Кто, я?! Да боже упаси! Нисколько не сомневаюсь. Однако же, к негативному варианту готов быть должен. Профессиональная, знаете ли, обязанность.

— Сколько за выступление?

— А сколько соберете с публики — всё ваше! Ну и стол, конечно же, самый наилучший.

— Вы издеваетесь?

— Никоим образом!

— Всего доброго.

— Погодите, — смешался на мгновение никак не ожидавший моего ухода управляющий, фамилию которого я так и не запомнил. — Вы куда?

И поняв, что я не собираюсь возвращаться и униженно просить, заорал вслед уже безо всякой вежливости.

— Ну и ступай себе! Много вас тут таких…

Чтобы сообщить мне об этом, он даже не поленился выбежать из скрытого за стойкой «личного кабинета» и, продолжая брызгать слюной, достиг выхода…

— Товарищ Северный? — узнали меня в собиравшейся зайти компании молодых людей и сопровождавших их барышень. — Вы будете здесь выступать?

— Никогда! — принял картинную позу. — Слышите, вы? Никогда моя нога не переступит более порог этого гадюшника!

— Да что случилось то?

— Вы еще спрашиваете?! Раньше я всходил на сцену как на Парнас, а теперь как на Голгофу!

Если честно, хотелось добавить что, внутри этого заведения окопались, по меньшей мере, агенты Антанты, но в последний момент все же сдержался. Сейчас, конечно, время не такое суровое, как в Гражданскую, но все же не совсем травоядное. Так что, я просто ушел, всем своим видом показывая, как мне неприятно дышать одним воздухом, с… этими нехорошими людьми!

Судя по тому, что молодежь отправилась вслед за мной, демарш вполне удался, и, по крайней мере, части клиентов они лишились. С другой стороны, ваш покорный слуга тоже больше сюда не попадет. Впрочем, трактир этот, к счастью, далеко не единственный. До ближайших выходных все равно, что-нибудь найдется.

Как бы ни хотелось мне обойтись без серьезного разговора с Машей, избежать его все же не получилось. И встретились мы, как и следовало ожидать, в одном из ресторанов, где я все-таки нашел работу. Так ничего особенного. Два червонца за вечер, плюс чаевые и, разумеется, кормежка. Ну и непонятно как вспомнившаяся песня:

Моя Марусечка,

Танцуют все кругом,

Моя Марусечка,

Попляшем мы с тобой.

Моя Марусечка,

А все так кружится,

И так приятно, хорошо

Мне танцевать с тобой одной. [1]

Никакого особенного подтекста я не вкладывал, просто вспомнилась песня, подходившая по стилю. Не знаю, написал ли ее уже Петр Лещенко, но в Советской России он практически неизвестен. Так что…

Песенка, что называется, публике зашла. Фокстроты сейчас в моде, а уж если еще и про любовь… кроме того, немного добавляет пикантности мой разрыв с Куницыной. Что произошло в действительности, никто не знал, а потому изощрялись в распространении слухов разной степени бредовости. К слову сказать, дамы меня не просто жалели, но и готовы утешить. Вот и сейчас.

— Господин, Северный, — нарисовался рядом со сценой официант. — Вас просят подойти в отдельный кабинет.

— А пуркуа бы собственно и не па? — Задумался бедный артист, представляя себе отдельные апартаменты, в которых его ждет «знойная женщина — мечта поэта». — Надеюсь, она не станет драть с бедного музыканта полтора червонца в день за возможность пользования клозетом?

На лице халдея было написано — «иди уж, балабол»!

— Добрейшего вам вечера, дорогие мои зрители! — немного развязано заявил я, но тут же осекся, поскольку внутри кабинета находилась Маша.

Говоря откровенно, наше расставание пошло моей бывшей партнерше на пользу. Немного вычурные концертные платья сменил строгий английский костюм, вместо броских украшений из дутого золота скромное жемчужное ожерелье и брошка на лацкане жакета, но самое главное лицо. Не каменная маска, которой она прикрывалась в Спасове и не загадочная улыбка для сцены, а… не знаю даже как объяснить! В общем, кажется, она счастлива со своим Жоржем и это даже немного обидно.

— Здравствуй, — вроде бы вполне искренне улыбнулась она.

— Привет.

— Ты так быстро исчез, что у нас не было возможности поговорить.

— А зачем?

— Но мы ведь…

— Машенька, милая, к чему все эти разговоры? Скажи мне честно, ты ведь хочешь уехать отсюда вместе с ним?

— Да.

— Так в чем проблема?

— Понимаешь, — задумалась девушка. — Не знаю, как это выразить, но у меня такое чувство, как будто я перед тобой виновата.

— Забей!

— Что?

— Тебе не в чем себя винить.

— Но ты сочинил такую песню. А ее теперь распевают на всех углах…