Лачуга должника и другие сказки для умных (сборник)

— Это — да! Я намного старше вас, — согласился он и напыщенно, с шутовской интонацией произнес очередной стишок:

Вы Вечность по черепу двиньте, Клянуся, в ней радости нет:

Слепой лаборант в лабиринте Блуждает три тысячи лет!

"Крепись, воист, крепись! — приказал я себе. — Еще немало подобной дребедени придется тебе выслушать в этой каюте!" А вскоре я обнаружил, что кроме дневных своих антидостоинств мой однокаютник имеет некий ночной недостаток: он храпит. К счастью, моя способность к засыпанию в усложненных условиях равняется 9,8 единицы по кривой Калистратова — Шумахера, так что храп не оказал на меня какого-либо отрицательного действия. Однако поутру я задал Белобрысову законный вопрос: почему он утаил от приемной комиссии СЕВЗАПа это свое свойство? Ведь он знал: храпящих во сне в полет на Ялмез не зачисляют.

— Потому и утаил это дело, что храпунов в космос не берут, — не без цинизма ответил он. Затем добавил примирительно: — Но ведь вы-то спали спокойно, я сам два раза от своего храпа просыпался, а вы, извиняюсь, всю ночь как сурок дрыхли.

— Дело не во мне, — уточнил я. — Дело в том, что вы солгали.

— Очень прошу вас: не докладывайте начальству об этом факте, — просительно произнес он.

— Не волнуйтесь, "об этом факте" докладывать я никому не собираюсь. Даже если бы ваш храп мешал мне, я бы никому не сообщил об этом. Волей СЕВЗАПа и Терентьева вы мой товарищ по плаванию, а какой же воист станет подводить своего товарища!

— Спасибо вам!.. А как вы думаете, вот эта штуковина меня не выдаст? — Он постучал пальцем по своему спецбраслету.

— Не беспокойтесь, браслет засекает все соматические и психологические изменения, однако ведь для храпящего храп не болезненное, а естественное явление.

— Да, к сожалению, это не болезнь. Будь это болезнь, медики давно бы ее под корень вырвали. Эх, знали бы вы, сколько я в жизни натерпелся из-за этого "естественного явления"! Даже в интимном плане…

— Насколько мне известно, в свое время корабельный врач Губаровский-Семченко опубликовал в "Военно-медицинском ежегоднике" реферат "О некоторых неучтенных возможностях по преодолению ночного храпа". Помнится, он рекомендовал…

— Не верь в романы и рассказы, А верь, в что видят твои глазы! — с раздражением перебил меня Белобрысов. — Ничего из опытов его не вышло. Я был у этого Губаревского на приеме, за месяц вперед записался, медсестре коробку конфет всучил, — а результаты…

— Позвольте, позвольте! — прервал я своего собеседника. — Ведь этот врач жил в двадцатом веке!

— Ах да, я фамилию перепутал, я у другого врача был, — небрежно поправился Белобрысов. — А об этом Губареве я читал где-то… Нам на завтрак топать пора.

Мы направились в кают-компанию. Во время завтрака я думал о том, что Белобрысов настолько прочно приклеил себя к излюбленному XX веку, что порой теряет чувство реальности. Вполне ли здоров он психически?

А теперь, Уважаемый Читатель, я опять отсылаю Вас к "Общему отчету", где подробно изложены все наши учебно-практические успехи на "Балтии" и все реальные тесты, которым мы подвергались, а сам приступаю к описанию последнего дня нашего испытательного плавания.

Плавание это окончилось на две недели ранее, нежели мы, испытуемые, предполагали. Накануне мы попали в шторм, он настиг нас в Тихом океане возле острова Нарборо (группа Галапагосских островов). "Балтию" так валяло, что один из тетраментоновых двигателей сорвался с квантомагнитной подушки и при этом повредил основной комплексатор. В результате судно потеряло ход. В течение нескольких часов основная команда и испытуемые были заняты авральным ремонтом. Под утро группу, в которую входили мы с Белобрысовым, подсменили; отдыхающим приказали спать не раздеваясь. Мы спустились в каюту и уснули.

Внезапно я был разбужен: кто-то толкал меня в бок. Затем я услыхал голос Белобрысова:

Насколько я, граждане, понял, Для радости нету причин, Поскольку мы, граждане, тонем Во тьме океанских пучин.

Моя способность к осмысленным действиям в первую секунду пробуждения квалифицируется как 1:973 по скользящей схеме Латон-Баттеля. Поэтому, мгновенно осознав опасность, я вскочил с койки, надел спасательный жилет, вынул из ящика стола свою незаконченную статью (я писал ее урывками на "Балтии", используя каждую свободную минуту) "О вспомогательных действиях броненосцев береговой обороны во время первой мировой войны" и сунул ее в водонепроницаемый карман. После этого обратился к Белобрысову, с которым уже месяц был на "ты":

— Паша, я готов. Но ты уверен, что мы действительно тонем?

— Степа, ты так и смерть свою проспишь! — ответил он. — Я проснулся от здоровенного толчка. Или на нас кто-то наехал, или мы сами на что-то напоролись. И уже сигнал опасности передавали.

Тут из радиоустройства, вмонтированного в потолок каюты, послышался голос капитана "Балтии":

— Повторяю! Пробоина ниже ватерлинии по левому борту в носовой части! Всем занять свои места согласно аварийному расписанию!