Мы поспешили на палубу и там, держась за леера, встали возле спасательного бота номер 19. Судно дрейфовало лагом к волне. По океану шла крупная зыбь. "Балтию" мотало, и все явственнее ощущался крен на левый борт и дифферент на нос. Почти все члены команды были вполне спокойны, лишь у очень немногих на лицах отражалась растерянность.
Когда один особенно высокий вал окатил нас по самые плечи, Белобрысов, приблизив губы к моему уху, вдруг произнес с какой-то зловещей задушевностью:
— Хорошо бы нам в этой обстановке малыша на двоих раздавить, а?
Бедняга от страха сошел с ума, мелькнула у меня зловещая догадка. Хочет убить какого-то ребенка и подговаривает меня стать соучастником преступления. Он даже не помнит, что на "Балтии" только взрослые.
Однако, когда следующая большая волна оторвала одного из испытуемых от борта и потащила по палубе, Павел мгновенно среагировал, кинувшись на выручку вместе со мной. Вскоре я пришел к выводу, что он нисколько не испуган происходящим. Я начал догадываться, что "раздавить малыша" — это какая-то идиоматическая ритуальная фраза двадцатого века, которую предки наши произносили в ответственные минуты их бытия. И меня опять поразила ностальгическая привязанность Белобрысова к старине. Даже здесь, на тонущем судне, он продолжал играть свою роль "пришельца из минувшего"!
— Плавсредства не применять! К нам идет помощь! — послышался голос капитана, и через мгновение в двух кабельтовых от нас из океана вынырнул оранжевый УТС. Он облетел "Балтию" по широкому кругу, — и вокруг гибнущего судна возникло просторное ледяное поле. Спасатель снизился на лед рядом с "Балтией" и распахнул свои люки, из которых выдвинулись три трапа.
— Всем перейти на УТС! — распорядился капитан. — Плавание завершено, заключительный испытательный тест "Катастрофа в океане" закончен!
Через четыре часа мы были в Ленинграде.
Нас собрали в аудиториуме СЕВЗАПа, где диркосм объявил нам результаты испытаний и сообщил имена тех, кто включен в состав экспедиции. По сумме плюсовых пунктов Павел Белобрысов прошел первым, я — вторым.
10. Справка о наименовании
Поскольку все дальнейшие стадии обучения и подготовки подробно изложены в "Общем отчете", мне хотелось бы сразу перейти к описанию полета. Но прежде я должен объяснить Уважаемому Читателю, почему наш межпланетный корабль получил такое странное имя — "Тетя Лира".
По давно установившейся традиции наименования межпланетным средствам сообщения дают те, кому предстоит лететь на них; производится некая жеребьевка, в которой участвуют все члены экспедиции. Когда наш корабль был спущен на воду со стапеля судоверфи, диркосм СЕВЗАПа созвал всех нас и вручил листки бумаги, чтобы каждый написал то название, которое следует, по его мнению, присвоить кораблю. Написав на своем листке "Адмирал Кубриков", я вручил его диркосму. Остальные тоже сдали ему свои листки. Все бумажки диркосм (человек, в полете не участвующий) перемешал, перетасовал и направился в ближайший сад. Наименователи все шагали за ним, соблюдая дистанцию в двадцать шагов. Когда в аллее сада показалась молодая женщина, ведущая за ручку девочку лет четырех, диркосм подошел к ней и спросил, умеет ли ребенок читать.
— Нет, что вы! — ответила мать. — Читать Маруся еще не умеет.
— Тем лучше! — сказал диркосм и, разложив на земле бумажки, попросил ребенка выбрать одну из них и отдать матери. Девочка так и сделала.
— "Тетя Лира", — с удивлением прочла женщина. — Кто это?
— Не кто, а что, — огорченно произнес диркосм. — Так будет называться космический корабль.
— Не обижайтесь, это я такое название придумал, — заявил Белобрысов. — В честь одной гражданочки… Вернее, в память о ней.
— Я считаю, что мы все должны проголосовать за отмену подобного наименования, — громко произнес я. — Назвать так корабль!..
— Название вполне идиотское, — высказался Терентьев. — Но оно уже существует. Закон есть закон!.. Да и кто знает, может, эта тетя принесет нам удачу. Увы, Терентьеву "эта тетя" удачи не принесла.
11. День отбытия
И вот настало 12 июня 2150 года — день нашего отбытия в небесное пространство. "Тетя Лира" стояла на плаву в открытом море на траверзе Толбухина маяка. Был полный штиль, и наш громадный космический транспорт — гибрид звездолета и морского корабля — четко отражался в водах Балтики. С утра палуба его кишела людьми, провожающими своих родственников, корреспондентами, сотрудниками СЕВЗАПа и просто любопытными. Все время снижались на универвелах новые и новые посетители.