Существо сделало в молчании несколько кругов вокруг песочницы. В ней по-прежнему увлечённо копались исправленные. Бывший шеф, видимо, не забыл мои уроки сочинительства… Вот в горле снова начались клокотания, он закрыл глаза: Снова свет приближается с тьмою коварной, их я не знаю, но знал, и у них будет битва во чреве незнамого глаза. Отпусти меня, слово молило. Но я продолжаю, ибо слово не мною родилось, питалось не мною, а мною написано было много слов всех чужих, кроме двух. Песен дряблых октавы, всплески рук пропылённых работою лиц, их я не знаю, пусть они сами дальше с газетою жухлой идут, и дойдут, и они это знают… Здравствуй, глина из тела! Здравствуй из крови вода, но спокойно холодное тело, оно полетело, и что-то знакомое оно вдруг напомнило мне. То был я: нет, во сне не летают, летают по яви, летают над и летают по-над. Необъятным кудесником снова слово прольётся, и проснётся глагол и взорвётся. Нет, фантазии надо кончать… Завтра я приглашаю на бойню. Крысы умные что Учителя вечного и бесконечного. Звери гнусные, слов поганых не хватает для вас! Я уже приглашён. Вот и завтра. Унылое утро. Чурка на поле, я привязан к земле. Рядом кто-то ещё, и так ряд бесконечен. Но крыс бесконечнее ряд, и все они с умной книгой, со шпагой, с лопатой, с пером и с очками, в перчатках и в кепи, в шляпах, папахах, в кирзе и в лаптях, в позолоте, в крике, в счастье, в горечи встречи с тобою, мучитель; нет, не горечь, но радость, и коротко будет смеяться крысиная стая. Чуть короче меня, я смеюсь не по праву, я смеюсь по нужде…
Вдруг изо лба говорившего выросла стрела, точнее, стрела впилась в мозг. Хвост её дрожал, переживая восторг полёта. Руки говорившего кротко сложились на груди, зрачки расширились, кровь скромно оросила нелепое платье, и бывший шеф со словами «маленькая планетка» рухнул на песочные холмики, а меня повели дальше, до конца, без начала, без света…
Последняя часть первая