Ладья тёмных странствий. Избранная проза

Вы, тётя, заметили, что стиль моего письма разнотканный, то под дурачка, то под неизвестно кого. Как хочу, тётя, так и кропаю. Где с матом, а где со слезой лирика. Но продолжу свою повесть. Сегодня ушла из жизни моя старая зубная щётка, выпали последние щетинки. Долго искал этот нехитрый прибор, весь город обошёл. Напрасно. Правда, собрал два мешка бутылок. Но что такое деньги по сравнению с гигиеной! Возвращаясь, присел дожевать эскимо: сластёна с люльки. Вдруг, – сладкое слово «вдруг», спасительная соломинка для посредственного писателя, если писатель может быть хоть посредственным, «вдруг он осознал», «вдруг он увидел», и дальше ключевой момент фабулы, её, так сказать, драматический вопль или, что ещё удивительней, – откровение автора, его, так сказать, жизненное кредо, о котором он мечтал разразиться с самого начала и жизни, и романа, писанного, так сказать, если есть что сказать, а это не всегда обязательно, мой юный друг, прикидывающий в голове, когда же я кончу валять дурака и играть в замысловатые фигли-мигли со словом «вдруг», означающим нежданное-незванное прободение наискучнейшей мысли сквозь череп обычного и обрыдлого постоянства и слова, и света, и всех, кто кидает не вдруг тень, так сказать, на плетень, – вдруг я услышал знакомый голос. За кустами сквера стояла роскошная машина красного цвета. В ней сидела… моя соседка по пляжу в степи, а рядом полуголые отменные ребята. Один что-то шептал в рацию, другой смазывал карабин. Они называли мою знакомую Люсей и обращались к ней как к старшему по званию. Я попытался подкрасться поближе и подслушать, но машина вдруг взревела, развернулась и, подмяв под себя деревца и кусты, выехала прямо на меня. Цепкие руки спортсменов схватили меня, затолкали в рот тряпку и… удар по голове я вспомнил лишь на третьи сутки. Очнулся в номере богатой гостиницы. Рядом посапывала Агафазия, у окна в качалке дремал с газетой мой шеф. Он сразу проснулся, как только я сделал первое и последующие движения. А они, понятное дело, были направлены к бутылке.

– Я поднял на ноги весь отдел, чтобы вернуть вас к делу, – сказал шеф. – Всё хорошо, но последнее время вы ведёте себя дерзко, уклоняетесь от задания, пишете какую-то чепуху… Да, коллега, всё хорошо, но повесть не закончена. Как вы собираетесь завершить похождения своего… как там его… Пашей, звать? На заседании отдела мы решили, что главный герой погибнет под колёсами поезда! – Это уже было, нехарактерный поступок для такого жизнелюба. Мой герой – самоё торжество жизни, не всегда сахарной, конечно. Я хочу закончить повесть оптимистической песней… – Не надо. Он умрёт – если не под колёсами, то от землетрясения, от укуса крысы, от полиомиелита. – Это произвол, я протестую. – Ну хорошо, сделайте две концовки. Одну с колёсами, вторую… как хотите. Вы только что упомянули выражение «кредо писателя», пора и вам, коллега, высказать его. Читатель ждёт. Вот, просмотрите свежие газеты.

Я отхлебнул вина и не спеша стал просматривать толстые воскресные издания. Рецензии под заголовками «До каких пор?», «Терпенье может лопнуть», «Просим защиты» были напечатаны на уже (!!) выпущенные главы повести «Встречи с Артемидой». Там и сям пестрели призывы и эпитеты: «подонок рода человеческого», «изверг из банды пресловутых интеллектуалов», «прихвостень», «пигмей, сила которого приравнивается к силе ничтожной козявки», «лакей, использующий псевдолитературные приёмы для пораженческой пропаганды», «подпевала из банды убийц и шпионов», «авантюрист из карьеристской псевдотворческой клики», «пора сорвать с него маску реакционного выскочки со смехотворной теорией капитулянтства», «отпетый двурушник», «мошенник, погрязший в хамелеонстве», «атаман правых капитулянтов с крысиной псевдофилософией потерпит крах под натиском всесильной идеи Великого Добра»; особенно мне запомнились слова: «вам стоит только пальцем шевельнуть, и от него не останется и следа…»

Я растерянно спросил: это что, линч? Шеф весело возразил: выявление оппозиции. Не забывайте, что вы – под крылом Бюро, и повесть – это весомый вклад в наше (он в волнении привстал) дело, которое… Я зло перебил: дело, дело, а у меня, между прочим, кончились деньги… – Коллеги, вы и так перерасходовали положенное. Могу помочь из своих сбережений, если… вы… э… научите меня писать рассказы… – Зачем вам эта наука, экселенс? – Зачем, зачем… Я ведь не чужд простого, человеческого; представьте, прихожу в гости и, между прочим, бац на стол новый роман или пьеску, или отчечётываю нечто такое умное, этакое наподобие: влечение к женщине имеет истоки в отчаянии, а оно есть всегда поиск милосердия… Или: восторги любви! страшный аванс за агонию… – Но будем сдержанны, – деликатно перебил я шефа, – сдержанность – признак мужества.

Но шеф не замечал меня: О! когда же кончится моя смерть, и я снова стану свободным… Если бы повернуть время и сбежать из барака манекена идеи…