Ладожский ярл

Артельные мужи — могучей статью ничуть не отличавшиеся от своего старосты — оторвались от похлебки:

— Звал, Кориславе?

— Звал, звал. Такое дело… Корчму на Щековице знаете?

Довольный Вятша прихватил дратву с иглой и, быстро наладив седло, вернул инструмент обратно.

— Долго ты что-то, — буркнул ему корчмарь.

— Так покуда иглу сыскал, дядько.

Покрытый утренним туманом Днепр с шумом бросал волны на низкий берег, покачивая привязанные к причалам суда. Маловато их еще было — сезон только начинался, месяц еще — и появятся здесь шустрые долбленки-моноксилы, многочисленные челны да плоскобрюхие ромейские скафы. Зашумит пристань разноязыким говором, заиграет одежками разноцветными, зачиная извечный, как небо, торг. А пока — тихо. Слышно даже, как плещут по воде весла. Сильно плещут, видно, не рыбачья лодка — ладья. Мечислав остановился из любопытства. Из тумана выплывало к пристаням узкое военное судно — насад — долбленое, с надставными бортами. Червленые щиты свешивались с бортов, мерно взлетали весла. С носа щурилась загадочная фигура — то ли Даждь-бог, то ли Велес, то ли Мокошь. Разогнавшись, ладья едва не врезалась в причал, да ловко затабанила левым бортом, мягко ткнувшись в мостки правым, — кормчий был опытен. Еще б не опытен — даже отсюда, с холма, было слышно, как приветствовали его артельные:

— Славен будь, Греттир-господине!

Греттир. Греттир из Вика, Хаскульдов воевода — длинный, рыжий, мосластый, с бельмом на глазу, так его и прозвали в Киеве — Греттир Бельмо. Кормчий изрядный, как почти все варяги, и один из немногих своих соплеменников, заслуживший искреннее уважение киевлян. Туман клубился над берегом, почти скрывая ладью и выскакивавших из нее воинов. Мечислав хлестнул коня, вслед за ним взял в галоп и Вятша, оглянулся напоследок, будто чувствовал что-то, да чуть не попал в овраг, и больше уже не оборачивался. Не видел, как вслед за Греттиром ловко выпрыгнул на мостки тоненький черноволосый отрок с разрумянившимся лицом. Тщательно подстриженные по киевской моде — горшком — волосы стянуты щегольским ремешком с тисненым золотым узорочьем, поверх желтой, с вышивкой красным, рубахи — синий варяжский кафтан с серебряными пуговицами, наборным пояском подпоясанный, на ногах — сапожки сафьянные — щеголь, да и только. Однако с виду скромен и — видно — встревожен чем-то.

Воевода Греттир обернулся к нему:

— Готов, Порубор?

Отрок кивнул, зарделся и быстро пошел вслед за Греттиром. Увидев варяга, расступилась воротная стража, пропустила с поклоном. У воротных же прихватил Греттир пару коней, сказал — по важному делу. До Детинца домчались вмиг, взлетели на холм соколами:

— Отворяй!

— Кто такие? — высунулся из башни молодой, безусый еще, воин.

— Зенки протри! Греттир из Вика с проводником Порубором. Ко князю немедленно!

Аскольд — Хаскульд-конунг — любимый воевода Ютландца, а ныне — киевский князь — принял гостей тут же. Выглянул самолично с крыльца — кто это тут с утра пораньше буянит? Узнав Греттира, махнул рукой — мол, заходите. Вооруженные копьями гриди, окольчуженные, в остроконечных блестящих шлемах, молча посторонились у входа. Хаскульд ждал их, сидя в глубоком кресле из ясеня. Высокий, седобородый, крепкий, в длинной, до пят, тунике из плотной бордовой шерсти. Умные глаза проницательно оглядели вошедших.

— Рад тебе, Греттир из Вика. Кто это с тобой? — спросил князь по-варяжски.

— Проводник. Порубор-отрок, — отозвался Бельмо. Порубор низко поклонился, приложив руку к груди. Греттир повернулся к нему:

— Расскажи князю, что видел.

— Ты знаешь язык людей ясеня? — поднял глаза Хаскульд.

— Да, и думаю, что неплохо, — покраснел Порубор. — Я видел Дирмунда

— Где? — Длинные пальцы Хаскульда с силой сжали резные подлокотники кресла.

— В лесу, на пожарище возле старого капища. — Видишь ли, князь, мы обозревали древлянское порубежье, и я взял проводника… Вот его. — Греттир Бельмо положил руку на плечо отрока. — Он и увидел.

— Князь Дирмунд молился в капище, — продолжил рассказ Порубор. — Я узнал его, так как неоднократно видел и раньше. Он меня не заметил, поглощенный молитвой, я же не стал показываться на глаза, побежал к реке, к Греттиру-воеводе.

— Когда мы с воинами явились к капищу, там уже никого не было, — пояснил Греттир. — Я уж думал — показалось, но он настаивает!

— Дирмунд был один? — Хаскульд поднялся с кресла.

Отрок покачал головой:

— Нет, со слугою.

Князь недовольно покусал ус:

— Я имею в виду — не было ли с ним воинов?

— Нет, воинов не было… Впрочем… — Порубор замялся. — Может быть, я их просто не видел.

— И никаких следов? — Хаскульд недоверчиво воззрился на воеводу.

— Нет, князь, — покачал головой тот. — Кроме волчьих.