Лагерь обреченных

Она вышла в коридор, судя по звукам, обулась, хлопнула дверью. Я остался на месте. Минут через пять Света вернулась с яйцом в руках.

– У соседки заняла, а то дома шаром покати, один суп прокисший.

– А я ничего, съел. Света, а где брат?

– У бабушки ночует. Бабушка его пирогами накормит, а мама ничего печь не умеет.

Света разбила яйцо на сковородку, включила чайник.

– Как дела в школе? – спросил я, чтобы поддержать разговор.

Она презрительно фыркнула.

– Понятно, у взрослых девушек про учебу не спрашивают. Замуж не собираешься?

Она повернулась ко мне, картинно вздохнула, закатив глаза в потолок.

– Света, я в деревне живу, ты на меня не обращай внимания. Я уже позабыл, о чем с городскими девушками можно поговорить. У нас в Верх-Иланске всего три темы: учеба, замужество и коровы.

Света полезла за хлебом, привстала на цыпочки, я звонко хлопнул ее ладошкой по упругой попе. Она взвизгнула:

– Дурак, что ли?

– О коровах поговорим?

– Я маме на тебя пожалуюсь.

– Даже не вздумай! Она выгонит меня из дома, и мне придется провести ночь на вокзале.

– А почему ты не идешь ночевать к своим родителям?

– Общий язык не нахожу. Я с семнадцати лет отдельно от них живу. Они отвыкли от меня, а я – от них. Как ни встретимся – одни упреки: «На мичуринский не ездишь, на огороде не помогаешь, на Восьмое марта даже открытку не подпишешь!»

– У меня то же самое, только без мичуринского и открытки. – Света поставила сковородку на стол, стала есть. – Все время я что-то делаю не так, все время мной предки недовольны. А ты как от них в семнадцать лет ушел?

– В Школу милиции поступил.

В дверь постучали. Я на правах старшего в доме пошел открывать. Вернулись повеселевшие и порозовевшие после спиртного супруги Клементьевы.

– Как ты здесь, не скучал? – спросил Геннадий Александрович. – Света, откуда яйцо взялось?

– Снесла, – сквозь зубы ответила дочка.

– Света, – нахмурился Клементьев, – тебе не кажется, что ты в присутствии постороннего человека себя неправильно ведешь?

Девчонка, ничего не ответив, выскользнула с кухни, оставив немытую посуду в раковине.

– Погоди немного. – Рассерженный отец пошел разбираться с дочерью.

«Как сказал ее родной дядя: «Мир девочки-подростка сложен!» Один брат педагог-гуманист, другой, чувствуется, рад бы за ремень взяться… Нет, нет! Не станет он взрослую девчонку ремнем наказывать. Да и маленькую ни к чему бить. Это в меня родители ремнем вколачивали уважение к условностям. Не во всех же семьях так».

Из дальней комнаты через прикрытую дверь донеслись возбужденные голоса Клементьева и его супруги. Судя по наступательной интонации Елены Викторовны, она заступилась за дочь. Геннадий Александрович вернулся на кухню с задумчивым видом человека, уступившего в очередном педагогическом споре.

– Не обращай внимания, – сказал он. – Переходный возраст.

Вопросы воспитания дочерей меня не интересовали.

– Геннадий Александрович, у меня в Верх-Иланске произошли события, которые требуют вашей консультации.

Я рассказал ему о банке с золотом, о сыне Паксеева, который живет не по средствам, о насмешливом взгляде Нели Паксеевой на похоронах.

– Продать сто граммов золота на «черном рынке» сложно, – сказал Клементьев. – Надо знать скупщиков золота, ориентироваться в ценах на лом металла, иметь физическое прикрытие от грабителей. Знаешь, как может получиться: приехал ты с товаром, тебя сзади тюк по голове – и ни денег, ни золота! И жаловаться ни к кому не пойдешь – у самого рыльце в пушку. Но если задаться целью, то небольшую партию золотишка сбыть можно. Килограмм – никогда. Это запредельный вес. Как только ты заикнешься о килограмме золота, сами же скупщики на тебя в милицию стуканут, чтобы ты им конъюнктуру на рынке не расшатывал. Теперь о «золотом тельце». Я сам никогда не сталкивался с таким объемом золота, но слышал, что сокровища могут крепко по мозгам вдарить. От блеска золота не один человек с ума сходил. Десятки, сотни… Ты же начитанный парень, Андрей! Вспомни «Остров сокровищ»: никто никакого золота еще не видел, а уже корабль в экспедицию снарядили и помчались через сто морей за кладом капитана Флинта. Теперь перенеси эту ситуацию из средневековой Англии в наше время: кто-то рассказал тебе о кладе и показал колечко оттуда. Ты поверишь в сокровища? Скорее всего, да, колечко-то, вот оно – перед тобой. Как только поверишь в банку с золотом, так начнешь высчитывать его объем и цену. Ты чего ухмыляешься?

– Именно этим я занялся, когда узнал про золото. Пошел в библиотеку и высчитал объем трехлитровой банки.

– Для тебя банка с золотом – абстракция, а для Седова – лакомый кусочек. Протяни руку – и он твой!

– За этот кусочек кое-кто уже ноги протянул. Геннадий Александрович, вы мне поможете с Сергеем Паксеевым?