Лагерь обреченных

«Это вы, твари, от недостатка кислорода появились», – внутренне огрызнулся я.

Голоса дружно заржали: «Догадался!»

Глубоко вздохнув, я отпустил рану и на четвереньках взобрался по лестнице на площадку перед туалетом. Лег на пол лицом вниз, нашарил дырку в боку, заткнул ее пальцем. Немного полежал, приподнялся, посмотрел назад.

Учитель лежал на ступеньках головой по направлению к вахте. Из-под левой лопатки у него торчала замусоленная рукоятка самодельной отвертки.

«Он умер еще до взрыва гранаты», – понял я и пополз к Наталье.

Удивительно, минуты шли за минутами, но никто в ДК не входил, никто не спешил нам на помощь. Слышали ведь снаружи звук взрыва, почему бездействуют?

У тела Михаила Антонова я сел, потом лег на спину, как смог, глубоко вздохнул, уперся тестю ногами в плечо и столкнул его с Наташки. От напряжения перед глазами запрыгали искры, как при электросварке. В голове зашумело, в животе все нутро дернулось, и меня вырвало кровью.

«У тебя осталось совсем немного времени», – оповестил Первый голос.

Я послал его матом, он заткнулся. Второй голос решил, что ему лучше помолчать.

Наконец-то я добрался до Натальи. Вид ее был ужасен. Осколок гранаты по касательной прошелся по ее голове и частично скальпировал череп. Я осторожно взял большой лоскут кожи, свисающий с ее головы, вывернул его наизнанку (розовой мокрой кожей внутрь, слипшимися от крови волосами наружу), прицелился и аккуратно вернул скальп на голый череп. Получилось неплохо, я бы даже сказал, эстетично! Недвижимая Наталья стала похожа на мертвую окровавленную девушку, а не на жертву налета индейцев сиу.

Я ощупал ее голову: кости черепа под пальцами не гуляли, мозги при надавливании наружу не вылезли.

Я склонился и поцеловал ее. Губы в губы, кровь из моих легких – на ее кровь из головы.

– Наташа, – позвал я девушку, – Наташа, очнись, я же чувствую, что ты дышишь!

Она открыла глаза, пошевелилась. Я лег рядом. Жизненные силы покидали меня. Надо готовиться к Большому Путешествию.

– Наташа, – прошептал я, – если бы ты знала, как я рад, что ты жива! Наташа, у меня легкое пробито, я сейчас могу потерять сознание, но, что бы ни случилось, помни, если мне не суждено тебя больше увидеть, то душа моя будет дожидаться тебя возле звезд. Наташа, я один по Вселенной не полечу, я буду где-то здесь, рядом…

Я еще что-то шептал ей, сплевывая кровь, пытался ее поцеловать напоследок, но не стал – на губах у меня появились ярко-розовые пузыри, верный признак близкой кончины.

«Туши свет! – приказал Первый голос. – На сегодня спектакль окончен, пора по домам».

И наступила темнота: свет померк, сознание выключилось.

32

В холодном сиянии и великолепии из космической мглы появилась планета Сатурн. Вначале она была величиной с горошину, потом с яблоко, с футбольный мяч. Вот уже отчетливо видны ее знаменитые платиновые кольца, сквозь облака стали проглядывать контуры материков и голубизна океанов. Мне осталось лететь до Сатурна совсем немного, но коварная комета Галлея изменила свою траекторию и подло ударила меня в грудь. Боль была такая, что я весь скрючился, как в судорогах, скрипя ребрами, попробовал вздохнуть, но получилось так себе, на полглотка.

– Проклятые дороги! – выругался кто-то в изголовье. – Ни клочка без ям нету!

«Ага, ямы во всем виноваты! – проснулся Первый голос. – Плохому танцору всегда яйца мешают».

«Дело было не в бобине – идиот сидел в кабине!» – съехидничал Второй голос.

«Вы опять здесь?» – спросил я.

«Конечно! – хором подтвердили голоса. – У тебя все легкие кровью залиты, кислорода-то не хватает. Гипоксия!»

Я открыл глаза, посмотрел по сторонам. Я – в автомобиле «Скорой помощи», за окном еще светит солнце. Машину швыряет на ухабах, водитель вполголоса матерится как сапожник.

– Здравствуйте, – надо мной склонилась женщина в белом халате. – Голова не болит? Мы остановили вам кровотечение, рану обработали. Сейчас приедем в больницу, вас прооперируют, и все будет хорошо!

– У меня пневмоторакс! – прошептал я. – Кислородное голодание.

Врач поправила трубки у меня в носу.

– С кислородом у вас все в порядке, баллона надолго хватит. Сейчас мы с вами примем обезболивающее, и вы поспите. Коля, останови машину, я на ходу в вену не смогу попасть!

Автомобиль съехал на обочину, водитель закурил, ноздри приятно защекотало запахом табака.

«Дал бы разок затянуться!» – помечтал я.

Врач перемотала мне руку жгутом, достала шприц, примерилась, куда воткнуть.

– Только морфий не колите, – одними губами попросил я.

– Почему? – удивилась врач.

– Боюсь наркоманом стать.

– С одного раза не станешь. – Она вонзила иглу мне в вену, и я «поплыл».

Второй раз я пришел в себя от холода. Я лежал совершенно голый на каталке. Некрасивая женщина в медицинском халате везла меня неизвестно куда.

– Мы не в морг едем? – спросил я.

Она ответила, куда везет меня. В приличном обществе повторить ее слова я не решусь, но в тот миг мне было не до хороших манер – я был несказанно рад такому ответу: «Все не в мертвецкую! Поживем еще! Вывезет наверх синусоида, вывезет!»