Лакировка

— Я, пожалуй, пойду даже дальше,— заметил Хамфри.— Существует качество, которому в древности придавалось большое значение. Тогда его называли надменно­стью души. Мне кажется, Перримен получил бы за него весьма высокую оценку.— Он слегка улыбнулся.— Очень своеобразное качество. Я знавал двух-трех военных героев, настоящих героев, у которых оно было — подавленное и выплескивающееся через край. Наверное, им обладали и наиболее знаменитые мученики. Вот чего я ни­как не мог понять в Перримене, когда встречался с ним раньше,..

— У меня это их качество вот где сидит! Я готов пожертвовать всеми военны­ми героями и мучениками, лишь бы мы могли избавиться от перрименов.

— Некоторых людей оно поднимает, дает им мужество умереть под пытками. Других людей оно развращает, и они становятся способны пытать насмерть.

Хамфри замолчал и посмотрел на Брайерса. Им обоим приходилось видеть, на что бывают способны люди. Не так уж давно в этой самой комнате Брайерс говорил, что далеко не все следует предавать гласности. Тут бесстрастность изменяла ему да­же больше, чем Хамфри.

— Во всяком случае,— продолжал Хамфри,— это открывает перед вами некото­рые возможности. При такой надменности человек неизбежно где-то ослабляет защи­ту. Вы ведь как будто нащупали уязвимую точку? А этот ваш молодой сотрудник... как его фамилия?

— Шинглер.

— Ваш Шинглер подобрался к ней еще ближе. Возможно, ему повезло. Вы, ко­нечно, продолжите в том же направлении?

— Конечно.

Они снова говорили как коллеги.

— Деньги,— продолжал Брайерс.— По их словам, он пришел в ярость при од­ном только намеке. Шинглер ведь даже не сказал ему прямо, что он убил из-за де­нег. Один только косвенный намек вывел его из себя. Он слишком высок для подоб­ных вещей. Я использую это во всех поворотах, какие только смогу придумать. Посажу с собой Шинглера, просто чтобы напоминать ему прошлый раз. Не исключено, что он сам укажет какой-нибудь другой мотив. Если нам удастся выбить его из ко­леи.— Брайерс добавил: — Знаете, я могу себе представить, как человеку вроде него хочется совершить что-нибудь масштабное. Что именно, не так уж важно — ему все по силам. Какие могут быть пределы возможностей для человека, который знает, что он вдесятеро умнее всех нас? И хладнокровнее? Что он окружен безмозглыми тупицами, серой толпой? Ему все по силам! И вот — случай.

Брайерс помолчал, потом спросил быстро:

— Представляете?

- Не так четко, как вы.

— По-моему, сам я так чувствовать неспособен,— сказал Брайерс таким тоном, словно Хамфри смотрел на него с усмешкой,— но могу вообразить, что подобный че­ловек испытывает подобные чувства.

— Да, я знаю.— Если предыдущие слова Хамфри можно было принять за сар­казм, это он сказал искренне, подразумевая особый дар Брайерса, очень важный для ведения допроса. Брайерс словно сливался с человеком, который сидел напротив него, и не просто спрашивал, но и разделял его эмоции. Своеобразный дар. С которым надо родиться, потому что приобрести его невозможно. Хамфри им наделен не был, во всяком случае, в такой мере. Раза два он упрекал себя за то, что не сумел разделить паранойю Тома Теркилла, понять ее как бы изнутри. А Брайерсу это удалось бы. Он обладал той способностью к сопереживанию, которую теперь стало модно называть эмпатией. В те дни, когда они работали вместе, Хамфри, оказавшись в обществе агрессивно-самодовольных людей и желая себя подбодрить, утешался мыслью, что вместо эмпатии, как у Фрэнка Брайерса, он, возможно, наделен большей проницатель­ностью. Знакомясь с ними, самозваные знатоки характеров в обоих случаях без ко­лебаний пришли бы к прямо противоположному заключению.

— Можете испробовать еще один гамбит,— сказал Хамфри.— Не забудьте, леди Эшбрук боялась, что умрет от рака. Он был ее врачом. И можно предположить, что между ними была договоренность.— Хамфри припомнил разговор в сквере.— Уж ко­нечно, она верила, что он обеспечит ей безболезненный конец — если у нее не хватит сил терпеть. Таким образом, она была целиком в его власти. И то, что она оказалась здоровой, должно было подействовать на него ошеломляюще: нет рака — нет и нуж­ды в доверенном враче. Нет больше власти.

— Учтем.— Брайерс выслушал советы не менее охотно, чем в молодые годы. Ему словно бы хотелось остаться здесь подольше, продолжая разговор с Хамфри. Он винил себя за то, что так долго не замечал, насколько Перримен не укладывает­ся в обычные рамки. Он должен был бы распознать его с самого начала.

Ну да что толку копаться в том, что уже позади, заметил Брайерс — и продол­жал копаться. После того как он вышел на Перримена, особых ошибок они не де­лали. А это было непросто, сказал он и выпил еще рюмку, нарушив собственное пра­вила Ему нечем было занять себя в этот вечер. Хамфри чувствовал, что Брайерс был бы рад любым активным действиям — они отвлекали бы его от мыслей о жене. Впро­чем, и сам он, хотя и счастлив с Кейт, хотя и может не тревожиться о ее здоровье, тоже был бы рад каким-нибудь активным действиям.