Лакировка

— Если я и опасаюсь за Фрэнка, то совсем по другой причине. Из-за того, что произошло с вами, работа приобрела для него дополнительную важность. Как вы только что и сказали. Он весь поглощен своим нынешним расследованием. Но, воз­можно, он даже еще больше уйдет в работу. Само по себе это неплохо. Сейчас он, вероятно, лучший специалист в своей области на всю страну. И добьется всего успе­ха, которого заслуживает. Но не исключено, что ему придется за это кое-чем заплатить. Он достиг того, чего достиг, отчасти потому, что не так огру­бел душевно, как большинство из нас. Он сохранил воображение. Но, может быть, вы заметите, что он начинает огрубевать. Не в отношении вас, но из-за вас. Это было бы грустно. И вы должны следить за ним, чтобы вовремя ему помочь. Сде­лать это можете только вы.

Она опять заплакала, но скорее с облегчением.

— Я знаю,— сказала она.

— До сих пор у него почти все складывалось удачно, ведь правда? — Хамфри старался совсем ее утешить.— И это первая настоящая боль, которая выпала ему на долю. Людей с таким характером, как у него, страдания делают сильнее. Но при этом человек многое утрачивает. Мне раза два пришлось пережить нечто подобное. Не думаю, чтобы я был таким уж хорошим молодым человеком, но твердо знаю, что в результате я стал хуже. Хотя и гораздо крепче. То же может произойти и с Фрэнком. Поберегите его.

— Мне хотелось бы поговорить с Кейт, вашей приятельницей,— сказала Бетти. Она никогда не видела Кейт и не могла заводить новых знакомств, однако из-за этого ее интерес к тем, о ком она слышала, становился только сильнее.— Мне бы хотелось спросить у нее, действительно ли вы настолько утратили иллюзии, как притворяе­тесь.— Она посмотрела на Хамфри ярко заблестевшими глазами.— И я спросила бы ее еще об одном. Она ведь понимает... супружескую любовь?

— В определенной степени — безусловно.

— Ну так вот. Пока не начнется новая ремиссия... конечно, мы не знаем, ког­да это будет, но надеемся, что скоро... я, вероятно, утрачу всякую чувствительность ниже пояса. Так было в прошлый раз. Фрэнку это очень тяжело, — Она с трудом подыскивала слова, и Хамфри подумал, что Кейт на ее месте говорила бы прямо и просто. — Он не из тех мужчин, которым все равно, что женщина... не реагирует. Для меня это не важно. Но его отталкивает. Он не приходит ко мне. Что бы сделала Кейт... если бы вы с ней были на нашем месте?

— А что она могла бы сделать?

— Но она же знает жизнь? Она сказала бы вам, чтобы вы поискали себе уте­шение на стороне?

— Возможно,— сказал Хамфри.— Но она не святая и ей это не слишком понра­вилось бы.

— И все-таки она сделала бы это?

— Мне кажется, она просто предоставила бы мне самому о себе позаботиться, ничего ей не говоря. Ее никак нельзя назвать наивной, и житейски она очень мудра. Она знает, что восторженная откровенность может причинить куда больше вреда, чем благоразумное умалчивание. Бывают моменты, когда лучше ничего не говорить.

— По-вашему, Фрэнку следует поступить именно так?

— Не знаю, способен ли он на это.

Когда Хамфри сказал, что ему пора идти, она заметила с улыбкой — беззащит­ной, нежной, не замаскированной вежливостью или притворством:

— Это ведь было не очень приятно и для вас и для меня? Но вы мне очень по­могли. Вы даже представить себе не можете.

Выйдя на улицу и вдохнув освежающий осенний воздух, Хамфри почувствовал глубокое облегчение. Как в тот раз, когда он вышел из дома леди Эшбрук. Но обще­ство Бетти не вызывало у него гнетущего чувства, которое он испытал в тот июль­ский день. Может быть, потому, что Бетти так просто и естественно вызывала симпа­тию и нежность, а может быть, потому, что, несмотря на страшную болезнь, над ней все-таки не витала тень смерти.

41

В кабинете по убийству все эти последние ноябрьские дни оперативники говорили, обсуждали, взвешивали. Все знали, что очень скоро Брайерс вызовет доктора для новых допросов. В воздухе чувствовалось возбуждение, хотя некоторые и пыта­лись его охладить. Впрочем, в метеорологическом смысле воздух был достаточно хо­лодным и к тому же сырым: улицу перед участком затягивал мутный сумрак, тучи висели много ниже взлетных коридоров реактивных лайнеров, а дождь, хотя и мел­кий, казалось, будет сеяться без конца. За углом, на Элизабет-стрит, под пологом унылой измороси текли потоки зонтиков. Магазины — дичь, рыба, бакалея, вино — уже ярко сияли, возвещая приближение рождества. Полицейские, направляясь через улицу к пивной, вдыхали запахи сыра и фруктов, словно вновь шли по родному го­родку в рыночный день.