Ламберт Херсфельдский. Анналы

Но те ответили на это следующее: «Не осталось уже никаких доводов, которыми можно было бы доказать или обеспечить его верность, столько раз наблюдаемую ими и испытанную на деле, ибо он столько раз торжественно обещал на глазах у видящего всё Бога исправление своих нравов, но, как только проходила напасть, которая в данный момент ему угрожала, он, словно паутину, разрывал все оковы, которыми себя связывал, и всегда еще худшим образом с необузданной распущенностью вновь вступал на путь дурного дела, как конь, бросающийся в сражение ¹⁰³⁷. Тем не менее мы не бросились с опрометчивым безрассудством, чтобы испытать последнюю крайность. Ранее мы испробовали все пути, все средства, не удастся ли тем или иным способом смягчить жестокий и упорствующий во зле характер этого неисправимого человека. Но укоренившаяся болезнь, уже крепко засевшая в его сердце, не давала на это никакой надежды, не поддавалась никакому лекарству, побеждая всякое искусство, всякое усилие врачей. Более того, в то время как мы старались еще более усердно угождать его легкомыслию и под предлогом верноподданства проявлять женское терпение ко всему дурному, что он затевал, порядок к государстве был нарушен, церковное спокойствие поколеблено, величие империи похищено, авторитет князей сведен на нет, обычаи извращены, законы отменены и, согласно слову пророка, клятва и обман, убийство, воровство и прелюбодеяние крайне распространились, и кровопролитие следовало за кровопролитием¹⁰³⁸; короче говоря, все требования справедливости и благочестия, святости и благопристойности потеряли свое значение из-за бездействия и небрежения. Пока всё это грозило только ущербом для земной жизни и всего лишь потерей славы и репутации, мы терпели, хоть это и невыносимо было для мужчин, чтобы не казалось, будто мы стремительно и бесстыдно выступаем против присяги, которой связаны, и, пытаясь помочь нашей славе, не нанесли урона своей душе. Ныне же, когда он из-за своих постыдных деяний отсечен мечом апостольской анафемы от церковного тела¹⁰³⁹, когда мы не можем вступать с ним в общение без урона для церковного причастия и оскорбления веры, когда римский папа своей властью освободил нас от клятвы верности, которую мы неоднократно давали ему, было бы, очевидно, величайшей глупостью не ухватиться обеими руками, как обычно говорят, за предоставленную самим небом 'возможность спасения и не совершить в столь удобное время то, что было задумано уже давно, раз это позволяют человеческие и церковные законы, благоприятствуют место и время и всё, что обычно необходимо для войны и мира, обещает свое расположение в доведении до конца столь важного дела. Поэтому, отбросив хитросплетения пустых доводов, которыми он вновь прокладывает своему мечу путь к нашим шеям и горлу, давайте твердо стоять на своем и без всякого промедления выберем человека, который возглавит нас и поведет войну Господню ради сокрушения и разрушения всякого величия того или иного человека, поднявшегося и восставшего против справедливости, истины Божьей¹⁰⁴⁰ и авторитета святой римской церкви». С этими словами они отпустили послов короля.