Сын маркграфа Удо, а также сын Аделы, вдовы маркграфа Деди, оба — мальчики нежного возраста, которым было еще далеко до зрелых лет, в то время как их стерегли в замке некоего Эберхарда, слуги короля, предоставили славное и достойное памяти потомков доказательство благороднейших душевных качеств. Король приказал этому Эберхарду, — то ли из-за знатности столь славного рода, то ли из сострадания к их малому возрасту, — воспитывать их самым милостивым образом, чтобы они не изнывали от пустого безделья или от постоянного содержания под стражей, и позволять им иногда предаваться детским забавам со сверстниками. Об этом просили его также родители, часто посылая стражникам небольшие подарки. Тот делал, как его просили, и разрешал им играть то внутри замка, то снаружи, приставляя по своему усмотрению стражников, и не подозревал в этом бесхитростном и не ведающем коварства возрасте ничего дурного. Иногда также, отправляясь на охоту в примыкавший к замку лес, он разрешал им верхом на лошадях, что им едва позволял их возраст, отправляться вместе с ним, чтобы этим развлечением разогнать охватившие их души печаль и скуку. Поскольку он делал это довольно часто, то обычай пробудил в стражниках доверие, а доверие — беспечность, так что они со дня на день всё более ослабляли узду бдительного охранения и, отбросив уже всякое подозрение, разрешали им делать, что те хотели, даже без присмотра. Итак, как только мальчики находили укромное место и подходящее время, они начинали беседовать, вспоминать родину и родителей, оплакивать тяготы чужбины и уговаривать друг друга предпринять с Божьей помощью что-нибудь для своего спасения.
Итак, однажды, когда названный Эберхард отправился на охоту, по своему обыкновению взяв их с собой, и все, как обычно случается, с дикими криками и с самым горячим рвением разбежались в погоне за диким зверем, которые попался им на пути, мальчики, заметив, что они одни и вокруг нет ни одного стража, а те, которые отправились на охоту, забыв о других делах, были заняты одной только охотой, изо всех сил пришпорили лошадей и помчались быстрее ветра по лесным чащам, горным кручам и глубоким долинам, не обращая внимания и презирая грозившие им опасности; они направили бег не в какое-то определенное место этого края, который был им незнаком, но сломя голову неслись, безрассудно распустив поводья, туда, куда несли их сами кони. Проскакав галопом через лес, они наткнулись на рыбака, занимавшегося в лодке ловлей рыбы, и просили отвезти их в Майнц, предлагая в качестве платы за проезд свои плащи, в которые они были одеты, ибо ничего другого у них не было. А тот, или соблазненный платой, или движимый жалостью к попавшим в беду мальчикам, — ибо легко догадался об этом по их страху и прочим телодвижениям, — радушно принял их в лодку и, прикрыв вещами, которые были в лодке, чтобы их не заметили преследователи, привез их, как они и просили, в Майнц. Их кони, перейдя через реку, удивительным образом скакали неспешным галопом по противоположному берегу рядом с лодкой, так что двигались, когда двигалась лодка, и останавливались, когда та останавливалась. Казалось, в груди этих животных жили человеческие души. Когда прибыли в Майнц, мальчики, вновь получив своих лошадей, тайком пробрались в некий расположенный на берегу дом и Богом заклинали хозяина этого дома, чтобы он никому их не выдал; они, дескать, близкие родственники архиепископа Майнцского, и если он с безукоризненной честностью вернет их ему целыми и невредимыми, то получит достойную его заслуг награду как от него, так и от их родителей, которые выделяются среди князей королевством и количеством своих богатств, и особым преимуществом своей должности.
Малое время спустя прибыл Эберхард, дрожа и скрипя зубами от едва сдерживаемой ярости; узнав по явным признакам, куда направились мальчики, он собрался с величайшей силой, с величайшим рвением штурмовать дом и ломать двери, и угрожал даже поджечь крышу, если ему своевременно не выдадут королевских заложников. Город сбежался на это зрелище, и поднялся страшный шум, ибо одни кричали одно, а другие другое, в зависимости от своих партийных пристрастий. Когда весть о городском мятеже дошла до епископа Майнцского, он тут же отправил вместе с вооруженными людьми Конрада, графа из замка под названием Лютцеленбург, который тогда случайно находился у него. Придя, тот с позором прогнал от осажденного дома Эберхарда, который свирепствовал сверх меры и то с силой, то с угрозами нападал на всех, кто оказывал ему сопротивление, и, взяв мальчиков, представил их епископу. А тот, весьма довольный тем, что дело князей, которые задумали поднять оружие ради общего блага, освободилось от помех также и с этой стороны, отпустил мальчиков к их родителям со всей заботливостью, чтобы им никто не устроил засаду на обратном пути.