Ламберт Херсфельдский. Анналы

На следующий день, допустив на заседание совместно мирян и клириков, он возобновил старую тяжбу об уплате десятины, и, словно ничего не произошло во время Саксонской войны и не было тех условий, на основании которых совсем недавно в Герштунгене был заключен мир⁸²⁰, вновь старался обвинять всех тюрингов в незаконном удержании десятины, не подумав о том, что это дело было причиной и источником всех бед, которые самым несчастным образом терзали государство на протяжении уже многих лет. Тюринги восприняли это с крайним неудовольствием, поскольку из-за недавнего успеха на войне были еще слишком горды и тешили себя пустыми надеждами на то, что, после того как король был побежден и опытом познав их отважность⁸²¹, не найдется такого епископа, которые осмелился бы доставить им какое-либо беспокойство по этому поводу. Сперва, правда, они в мягких возражениях внушали ему, что согласились в Герштунгене на восстановление мира только при условии, что их установленные с глубокой древности законы навсегда останутся нерушимыми. Но затем, когда они увидели, что сказывают сказку глухому, их внезапно охватила дикая ярость; они бросились вон, призвали [друг друга] к оружию и, мгновенно собравшись, огромной толпой ворвались в помещение, где проходил собор; и, если бы рыцари епископа своевременно не вмешались и более уговорами и разумными доводами, нежели силой, — ибо были неравны им силами, — не сдержали натиск разгневанной толпы, они убили бы епископа на самой епископской кафедре. Так, поскольку и епископ, и все заседавшие там клирики были поражены сильным страхом и искали себе убежища повсюду, по всем углам церкви, собор был распущен. Епископ тут же покинул Эрфурт и оставшуюся часть года вплоть до Богоявления⁸²² провел в Хайлигенштадте; на протяжении всех праздничных дней он посреди торжественных богослужений под угрозой епископского отлучения призывал к покаянию тех, которые помешали работе священного собора.

1075 г. Рождество Господне король отпраздновал в Страсбурге. Когда туда прибыли очень многие князья, которых он с большим усердием приглашал на праздник со всего королевства, он открыл им тайну своего намерения ⁸²³ и всеми способами побуждал их к возобновлению Саксонской войны. Многое он дарил ныне, но еще большее обещал дать в будущем, и не оставил ни одного самого последнего и низкого звания человека, какого считал подходящим для исполнения столь важных дел, чью верность и послушание он не обеспечил бы взаимной клятвой. Когда он склонил их всех к согласию главным образом тем обещанием, данным под присягой каждому из них, что в случае, если он с их помощью вернет себе Саксонию и Тюрингию, то передаст им обе эти провинции, чтобы они разделили их между собой по своему усмотрению и вечно владели ими⁸²⁴. Так, пылая гневом, он не желал себе ничего, кроме крови тех, кто его оскорбил. Однако он уже целый год настолько успешно скрывал свое раздражение, что всякий раз с блеском принимал князей Саксонии, когда они к нему приходили, и часто направлял мирные и почетные поручения тем, кто отсутствовал.

Через несколько дней он прибыл в Майнц, куда к нему прибыл король Руси по имени Дмитрий⁸²⁵, привезя ему несметные богатства в золотых и серебряных сосудах и весьма дорогих одеждах⁸²⁶, и просил, чтобы он оказал ему помощь против его брата⁸²⁷, который силой изгнал его из королевства и с тиранической жестокостью захватил трон. Король тут же отправил Бурхарда, настоятеля Трирской церкви, чтобы он провел с ним переговоры по поводу тех беззаконий, которые он причинил брату, и убедил добровольно оставить трон, который он незаконно захватил; в противном случае ему, мол, придется испытать на себе могущество и оружие Тевтонского королевства. Бурхард потому казался подходящим для этого посольства, что тот, к кому его послали, был женат на его сестре⁸²⁸; по этой причине он величайшими просьбами добился у короля, чтобы он пока что не принимал против того более суровых решений. А короля Руси король доверил заботам саксонского маркграфа Деди, в сопровождении которого он сюда и прибыл, пока не вернутся обратно послы.