Лёля уже прижимала трубку к уху и напряженно вслушивалась в гудки. Вовка глядела на нее, боясь шевельнуться. Ну же, ну отвечай…
– Не-а… – Лёля как-то потерянно опустила руку.
– Давай еще звони, – рявкнула Вовка. – Звони!
Лёля послушно перенабрала Федю. Длинные гудки слышала даже Вовка.
– Не отвечает… – пролепетала подруга.
Вовка попробовала дозвониться сама, но и у нее ничего не вышло – впрочем, на свой телефон, с которым и без того творилось неладное, она не надеялась.
– Так, – решила Вовка. – Сейчас мы все-таки возьмем такси и поедем к Феде. Разберемся. Гудки длинные, значит, телефон работает. Уже хорошо.
– Да? – бестолково переспросила Лёля.
– Да. Точно не тошнит? Идти можешь?
– Ага.
– Деньги есть?
– Опять деньги?
– Ну а как, по-твоему? У меня ни рубля.
Вовка вывернула карманы, и из правого, будто в насмешку, выскочила монетка. Вылетела и покатилась, лавируя по клеенке меж сушек.
– Рубль есть, – слабо улыбнулась Лёля и потянулась к монете. – А, нет, это жетон…
На поверхности поблескивал выцарапанный треугольничек.
И – как будто этого было мало – прямо над столом, в розетке, темнел зарядник. Тот самый Светин зарядник, который Вовка расколошматила молотком и выбросила в мусоропровод. Ни фирмы, ни напряжения не обозначено – чистая матовая поверхность и тонкий мышиный хвостик, кокетливо свисающий по стенке до самого линолеума.
Да что ж такое-то!
Телефон вдруг стал скользким и тяжелым. На экране высветилась фотография. Качество было плохоньким, будто снимали на старый кнопочный сотовый, но цепочку Вовка узнала сразу.
Золотая. С подвеской-Козерогом. Как у мамы.
Вовка поднесла фотографию поближе, рассматривая сахаринки пикселей. Замочек темнел чужеродным металлом: его поменяли пару лет назад, когда у старого вылетел зубец. Ну конечно, ведь мама носила эту подвеску не снимая – ни в душе, ни на ночь, никогда.
Это она, тут и сомневаться нечего…
Цепочка лежала на скудно освещенной ржавой поверхности, но что это такое и где, Вовка разобрать не могла.
Ответ появился сразу:
«Взял»… Так все-таки это он, мужчина! Или зачем-то им представляется…
Потом мелькнуло новое сообщение:
Воздух сгустился и резал легкие. Пространство казалось полотном, сплетенным из жестких бечевок, шевельни пальцем – уколешься. Табуреты куда-то поехали, сушки пустились в пляс вместе с цветами на клеенке, а в центре этого хоровода колдовским треугольником горел жетон. В окнах почему-то потемнело, телевизионный экран болезненно зеленел, а лицо Лёли вытянулось, превратившись в уродливую карнавальную маску.
Неужели это все по-настоящему? Все-таки есть таинственный недоброжелатель, и он не просто реален – он способен причинить вред. Илья, Лёля, Федя, ее родители – он может дотянуться до любого. Он словно везде, все слышит, все видит. А еще эти жетон и зарядник, от которых не отделаться. Как будто те женщины – консьержка в Лёлином доме и рыжая Светка – зачем-то Вовку пометили, повесили на нее свои «жучки». Кто они? Имеют ли они отношение к Неизвестному и стоит ли этой чертовщины опасаться?..
Одно ясно – с Неизвестным шутить не стоит…
Лёля вскочила, и пространство всколыхнулось, как будто в кисель опустили ложку.
– Нужно ехать. Сейчас же. Ехать! – бормотала она. – Чего я сижу? Вовка, руки в ноги. Я вызову такси, так быстрее будет, ты права. Голова болит… Ой! – она потрогала прижженную перекисью ранку и сморщилась. – От головы у тебя есть? Только не «Цитрамон», не поможет…
Лёля заметалась по кухне, принялась ворошить аптечку, а Вовка присела обратно на табурет и как-то съежилась.
– Лёль, я не поеду. Не могу.
Подруга застыла, и белое, испуганное лицо исказила злая гримаса.
– Серьезно? Ты… не можешь? Ты видела? Видела?..
Она ткнула пальцем в бормочущий телевизор. По экрану скакали мультяшные зверюшки.
– Там… там взорвалось! – прошипела она.
Вовка виновато кивнула.
– Это Федькина улица! Может, его дом! – продолжала Лёля.
Вовка опустила голову.
– Он не отвечает! – крикнула Лёля.
– Да знаю я! – вскинулась Вовка. – Ты думаешь, мне все равно? Ну не могу я, никак не могу! Ты поезжай, а я…
– А ты? Что – ты?
– Лёль…
– Что «Лёль»? Ты же видела… Видела! Я же твоя подруга! Как ты можешь меня одну… Как можешь…
Лёля схватилась за горло, как будто слова застряли на полпути, и бросилась из кухни вон. Распотрошенная аптечка осталась на столе.
– Лёль! Ну постой! Слушай!