Лампа для джинна

Но Лёля не успокаивалась: все морщила нос и не могла усидеть на месте.

– Ну чего ты? – одернул ее Федя. – Надоела уже.

– Неужели не чувствуете? – Лёля обвела глазами всех.

Вовка пожала плечами, Илья рядом только хмыкнул:

– Нос у тебя, Лёля, конечно…

Но она уже сунулась в большой пластиковый контейнер грязно-оранжевого цвета, только в этот раз уже не отпрянула, а только сдавленно охнула.

– Ну а там что? – устало спросил Федя.

Даже в темном салоне было видно, как побледнела Лёля.

– Кроличьи лапки? Петушиные гребни? – продолжал Федя.

Илья потянулся через проход к ящику и подвинул его к себе поближе.

– Да нет, там, наверное, индюшачьи сердца. Говорят, очень вкусно, – улыбнулся он.

Но стоило ему приподнять крышку, как улыбка тотчас съехала с его лица. Федя, который тоже увидел содержимое, наклонился поближе, нахмурился, что-то рассматривая, а потом недоуменно взъерошил себе волосы.

– Что там такое? – уже и Вовка заерзала.

Она опасливо поглядывала в сторону водителя – не заметит ли, как они тут любопытствуют? Но он словно позабыл о пассажирах, подкрутил радио погромче и гнал что есть духу.

– Нечего нам соваться, – Илья закрыл контейнер. – Копаемся в чужих вещах…

– Да что там такое?

Вовка перегнулась через его колени, чтобы приподнять крышку, но Илья перехватил ее руку.

– Не смотри. Не надо.

– Ну вот еще! – возмутилась Вовка и привстала.

Дорога вильнула, и фургон занесло в сторону. Ящик стукнулся об опору сиденья и, когда сморчок снова газанул, заскользил по проходу назад. Вовка высвободилась из хватки Ильи, перелезла через его колени и выбралась в проход.

– Слушай, ну правда. Не лезь, – шептал он ей вслед. – Это не наше имущество…

Но Вовка уже присела на корточки, прислонившись для устойчивости к краю сиденья, и поддела крышку.

– Вов, не надо, – бормотнула Лёля.

Внутри лежала голова.

Вовка сначала приняла ее за человеческую и совершенно забыла, где находится. Ямы с дороги чудесным образом исчезли, движение не ощущалось, а запах влажного картона, которым пропитался салон, испарился.

Потом она поморгала, и округлое нечто приобрело подобие формы. Вернее, форма у него была очень непонятная и неровная – черную округлость бороздили глубокие, складчатые морщины. А дальше Вовка различила шерсть.

Нет, голова была не человеческой – это уж точно. Голова принадлежала собаке. Из-под тяжелых складок смотрели красные веки, стеклянные глаза закатились, шкура так и блестела. В какую-то секунду Вовка уже готова была рассмеяться – да это же ненастоящая голова, искусственная, ну максимум чучело! Но потом она увидела кровавые пятна, размазанные по оранжевому днищу контейнера, и смеяться ей расхотелось.

В толстых складках кожи утонул ошейник. Блеснула именная монетка, и Вовка, как завороженная, потянулась внутрь, чтобы ее перевернуть.

Собака когда-то была мастифом, эти морщины Вовка бы ни с чем не спутала.

А на монетке, сверкнув фонарным светом с трассы, высветилось имя: «Журик».

Вот теперь Вовка отпрянула. Ударилась обо что-то позвоночником, потеряла равновесие на очередном лихом повороте и рухнула на пол. В висках засверкало. Контейнер, клацнув крышкой, отъехал в глубину салона, а спереди забурчал водитель:

– Держитесь там, ладно?

Вовка бы предпочла услышать недружелюбное бормотание: забота сморчку не шла и с содержимым оранжевого контейнера не вязалась.

Илья подвинулся, освобождая ближайшее место Вовке, и протянул ей руку. Сжал пальцы, притянул к себе.

– Ну вот зачем полезла, – тихонько сказал он.

Но ужас вместе с настырной головной болью как схлынул, так больше и не возвращался. Вовка только удивленно пялилась в темноту.

– Это Журик, – пробормотала она.

– Кто? Жмурик? – испуганно заулыбался Федя.

– Пес Зинаиды Зиновьевны.

– Это кто такая? – не поняла Лёля.

– У нас в доме живет. На первом этаже, – прошептала Вовка.

– С чего решила?

– Ошейник именной.

– Ты еще и прочитала? – изумилась Лёля. – Ну ты даешь.

– Там написано: Журик.

– И что? Мало ли по улицам таких Жмуриков бегает?

– Это он, точно, – бормотала Вовка.

Только что же здесь делать Журику, в сотнях километров от родного города? Да еще и вот так, частями? И зачем голова собаки водителю этого фургона, который мирно везет племяшке курицу Катьку?

Вовка таращила глаза на его затылок и не могла выбросить из головы одну странную мысль: что, если этот человек и есть Джинн?

Заерзала между ящиками Лёля, вытащила свой мобильник и прищурилась.

– Какой-то неизвестный номер эсэмэску прислал.

Вовка вздрогнула.

– Что пишет?

– «Не я». И все. Наверное, ошиблись.

Но Вовка только тихонько фыркнула. Вот и до Лёли Джинн добрался, а она все так же в него не верит. Ну и пусть. К чему сейчас все эти разъяснения? После собаки-то…

Вовка и сама не поняла, испугаться ей или обрадоваться. Джинн чуть ли не мысли ее читал – и от этого становилось жутко. Но была и хорошая новость: если Джинну нужно будет что-то подсказать, он сможет написать кому угодно. Лёле, Феде, Илье – неважно.

– Подъезжаем, – крикнул, не убавляя радио, сморчок. – Я вас в начале проспекта выкину.