Лампа паладина

Ираида тяжело опустилась на пуфик, так что я, несмотря на ее яростное сопротивление, сама расшнуровала ее кроссовки.

– Так, а теперь пойдемте потихонечку, приляжете… – Мы двигались вперед черепашьим шагом.

Квартира была большая и очень просторная, то есть не было почти никакой мебели. В спальне только кровать, простой письменный стол, жалюзи на окне, а другая стена была занята встроенными шкафами. Что ж, просто и удобно… И никаких фотографий и картинок на стенах, а также никаких безделушек на подоконнике, никаких журналов на тумбочке возле кровати.

Представив себе Бастинду, читающую на ночь дамские журналы, я фыркнула. Правда, тут же устыдилась, потому что слишком тяжело опиралась она на мою руку, похоже, и правда ей плоховато.

Покрывало на кровати было дорогущее, плотное и стеганое, мама называет такие зимними.

И еще оно совершенно не подходило к цвету стен и к жалюзи. Уж таким-то вещам мама с ее вкусом смогла меня научить.

– Ираида Павловна, – я загнула покрывало и помогла ей лечь, затем подложила вторую подушку и расчесала сбившиеся волосы с пробивающейся у корней сединой, – может, вам чаю или водички?

– Ага… – с трудом проговорила она, – только… сквозняк, ты дверь закрыла? Трюша, Трюша…

О чем это она? Неужели заговаривается? Это плохо.

Чтобы ее успокоить, я пошла в прихожую, проверила дверь и, услышав сбоку какое-то шипение, осмотрелась. И каково же было мое удивление, когда меховая шапка на вешалке пошевелилась и показались два зеленых глаза!

Потом вытянулась одна когтистая лапа, потом другая, и огромный котище спрыгнул с вешалки на пол. Звук был такой, как будто уронили старый матрац, причем этажа с пятого, не меньше. Кот вытянул передние лапы, потом задние, потом сгорбился, потом распрямился и посмотрел на меня очень неодобрительно.

– Хорош! – невольно сказала я.

Кот и правда был красавец: очень пушистый, совершенно черный, только на кончике хвоста несколько белых волосков.

Он сделал пару шагов в мою сторону, раскрыл розовую пасть и громко… нет, не мяукнул, то, что он выдал, никак нельзя было назвать мяуканьем. Это было бы просто оскорбительно. Кот издал громкий крик густым басом: МАУ!

Я даже вздрогнула, а из комнаты послышался слабый голос:

– Трюша, Трюша…

Кот аккуратно обогнул меня, как будто я была лужей на асфальте, и пошел в спальню.

Как выяснилось, кота звали Трюфель, к хозяйке на постель он не прыгнул, хоть она его и звала, покрутился по комнате и ушел.

Я уговорила Ираиду выпить чаю и отправилась на кухню. Там тоже было чисто и просторно, никаких разноцветных прихваточек, салфеточек и вязаных кукол на чайник, простые керамические чашки без всякого рисунка, обычные стальные приборы, блестящая металлическая сахарница.

– МАУ! – послышался вопль снизу, так что я едва не выронила чашку.

Надо же, подкрался неслышно…

Кот подошел к холодильнику и тронул лапой дверцу, после чего снова заорал. На этот раз я была начеку и ничего не уронила, потом заглянула в холодильник и нашла там кошачий корм. Если честно, то больше ничего особо съедобного в холодильнике и не было. Чем же сама Ираида питается?

Я вывалила коту солидную порцию корма в его миску (она, кстати, была нарядная, яркая, с картинками). Кот подошел к миске, понюхал еду и сморщил нос. Затем брезгливо дрыгнул ногой и вышел из кухни, не оглянувшись.

– Ну ты и нахал! – сказала я и пошла к Ираиде.

Вид ее мне не понравился. Бледность не прошла, и губы синюшные остались. Чашку она взяла с заметным трудом, отпила глоток и отставила, отказавшись от сухарей и окаменевших пряников, которые я нашла у нее в буфете.

– Как вы?! – спросила я, только чтобы что-то сказать, ясно было, что Ираиде не так чтобы хорошо.

– Не уходи, – сказала она, увидев, что я метнулась на кухню, – ничего не нужно, просто посиди со мной.

Голос был тихий, слова давались ей с трудом, вот вы не поверите, я совершенно не узнавала нашу Бастинду! И это наводило на нехорошие мысли, видно ей и правда плохо.

– Славная ты девочка… – продолжала Ираида совсем тихо, – добрая, заботливая… наверно, счастливая, с таким характером…

Я не поверила своим ушам. Это я-то счастливая? Я – неудачница, без профессии, с образованием, которое, в общем, ничего мне не дало, без всякой надежды на успешную карьеру, на замужество, на детей…

Я твердо уверена, что у детей непременно должны быть мама и папа, причем хороший папа, а не как мой, который меня с трех лет и в глаза не видел, так что я его вовсе не помню. Поэтому насчет детей вопрос остается открытым.

И вот Ираида утверждает, что я – счастливая? Нет, у нее точно с головой не в порядке. Но я не стала ее разубеждать, а села рядом с кроватью на стул.

– Знаю, что вы все в офисе про меня говорите, – заговорила она едва слышно. – Думаешь, ничего не слышу и не замечаю?

Я вспомнила, как мы все в офисе ржали, когда подарили ей фиолетовый шарфик, и даже начальник еле сдерживался. Оказывается, Ираида все понимала.

Мне стало стыдно.