Лампа паладина

– Ну да, я не мошенница и не пытаюсь выманить у вас деньги, так что незачем было обзывать меня неприличными словами.

Как-то не так начала я разговор, но уж очень мне не понравилось выражение его лица. Смотрел он на меня с досадой, как на приставучую муху. Он – весь такой творческий, а тут какая-то… не подобрать даже слова, какая, лезет с пустыми разговорами.

Теперь Антон разозлился, потому что девица, встречающая динозавра, смотрела на нас с любопытством. Ну еще бы, такой красавчик, небось девушки проходу не дают! А тут я – в старых поношенных джинсах, ненакрашенная, в общем, вида никакого, причем явно его преследую. Девчонке не терпелось поделиться своими наблюдениями со всей студией.

Антон сложил руки на груди, как делает моя мама, когда здорово на меня сердится, и отчеканил:

– Я же ясно сказал вам, чтобы вы мне больше не звонили. У меня нет матери. Она умерла давно, много лет назад…

Он хотел обойти меня, но я встала на его пути и заговорила:

– Послушайте, не отмахивайтесь от меня! То есть не от меня – я тут ни при чем, но не отмахивайтесь от своей матери! Понимаете, вы ей сейчас очень нужны… Она…

– Ах, значит, теперь я ей нужен? А когда она мне была нужна – где она была? Слушайте, девушка, я вообще-то занят, так что дайте пройти, не стойте на дороге!

Ну что ты будешь с таким упертым делать? Мелькнула мысль, что раньше бы я отступилась и побрела прочь, глотая слезы и сопли. Да что там, раньше бы я вообще к этому парню не подошла и не стала ему ничего говорить. Это значит, что метод доктора Орловского подействовал. Ой, спасибо доктору!

Потому что сейчас, вместо того чтобы отступиться, я дико разозлилась. Стою тут с этим красавчиком, время теряю, а Ираида, может быть, умирает! Ой, чтоб не сглазить…

– Никуда не уйду, пока не скажу все, зачем пришла! – твердо сказала я, и Антон, очевидно, сообразил, что со мной спорить ему себе дороже, что следует поступить по известному принципу, что «лучше отдаться, чем объяснить, что не хочешь». Он отвел меня в сторону и с досадой кивнул – излагай, мол, только скорее.

– Не знаю, что между вами случилось, но ваша мать жива. Пока еще жива. И только от вас зависит, доживет ли она до завтрашнего дня… даже до сегодняшнего вечера. Она в больнице, в тяжелом состоянии. Нужна срочная операция, и врачам нужно, чтобы кто-то из ее родственников дал согласие на эту операцию. Вы – самый близкий ее родственник, да я думаю, что вообще единственный…

– А вы кто такая? – он проговорил это еще с раздражением, но уже более снисходительно, чем прежде.

– Я – ее коллега. Мы работаем вместе.

– Жучков ловите? – произнес он ехидно.

Ага, значит, он все же кое-что знает о матери… А врет нагло, что она умерла давно и он ее не помнит совсем. Да, подозрительный тип… очень подозрительный…

– Тоже, кстати, очень нужная работа, – отрезала я. – Мы спасаем старинные исторические здания от разрушения. А вообще, речь сейчас не об этом.

– Вот именно, – прищурился он, – так что ты от меня-то хочешь? Чтобы я примчался в больницу, припал к кровати и рыдал на всю палату: мама, мамочка, на кого ты меня покидаешь?

Ага, раз он со мной на «ты», то и я тоже могу.

– Ты вообще слушаешь, что тебе говорят? – я заговорила слишком громко, как с глухим. – Матери твоей плохо. Очень плохо. Это я отвезла ее в больницу.

– Для меня она умерла уже давно! Она сама так решила, что я ей не нужен, а теперь, значит, понадобился? Она же могла хоть как-то интересоваться собственным сыном…

– Да? А это ты видел? – Я показала ему папку с вырезками, которую взяла у Ираиды. Нехорошо, конечно, брать вещи без спроса, но, может, польза будет?

Он выхватил папку у меня из рук, и вырезки веером рассыпались по полу.

– Она все про своего сыночка гениального знала, перечитывала небось не раз… – процедила я, – а тебе влом в больницу к матери съездить? Не бойся, денег на операцию она у тебя не попросит, она сама хорошо зарабатывает…

– При чем тут деньги? – надулся Антон. – У меня самого деньги есть, если что…

– Ага, не на восемнадцать лет ты их получил? – прищурилась я.

– Ну да… А что?

– А то! – веско сказала я.

– Но… бабушка сказала, что это отец оставил…

Угу, отец, который умер в нищете от передоза! Хорошо, что эти слова застыли у меня на языке. Но Антон кое-что понял.

– Слушай, кто тебе дал право лезть в чужую семью? Это тебя вовсе не касается!

Да хорошо бы, если бы это было так, с тоской подумала я, но лампа… лампа отчего-то показала мне, что его бабушку, вдову академика Басинского, травит какой-то мерзкий тип. А она думает, что ее обкрадывает внук, вот этот самый Антон.

– В общем, так, – сказала я твердо, – не хотела жестких мер, но ты меня вынудил. Значит, если не поедешь со мной сейчас в больницу, то расскажу вон той девице, – я махнула в сторону полненькой девушки, которая, приняв динозавра, отчего-то не спешила за ним внутрь, а посматривала на нас, – что у тебя мать в реанимации помирает, а ты не хочешь ей помочь. Вот часа не пройдет, как вся студия об этом знать будет. И ходи потом, оправдывайся, редко найдешь такого человека, которому на родную мать наплевать. Ну, едем?